Батарейцы - [76]
— Хорошо, я напомню.
Васнецов расстегнул полевую сумку и вытащил из нее помятую на сгибах, пожелтевшую от фронтовых передряг фотографию, трофей одного из боев. Именно В документах пленного унтер-офицера с косым рваным шрамом на правой щеке оказалась пачка фотографий. Снимки рассказывали о жестокостях матерого фашиста на советской земле.
Фотография кочевала с Николаем с фронта на фронт. Давно выброшен пришедший в негодность планшет. Но фотоснимок — свидетельство жестокости нациста — выбросить не решался. «Пусть лежит», — не раз говорил он себе, перебирая свои нехитрые фронтовые бумаги.
И вот теперь эта встреча…
— Вы на снимке? — шагнул к пленному Васнецов.
При взгляде на снимок лейтенант съежился, задрожал, силясь что-то сказать, но лишь скривил нервные тонкие губы и выдавил из себя:
— Гитлер капут!
— Да не тряситесь вы так. Трогать вас никто не собирается.
Старший лейтенант снова показал гитлеровцу фотографию. На ней была запечатлена повешенная девушка.
— О боже! — лепетал фашист. — Нет, это не я…
— О боге вспомнили? Раньше нужно было помнить, когда людей безвинных убивали.
— В чем дело, товарищ старший лейтенант? — спросил Васнецова подошедший капитан.
— Вот «знакомого» встретил, — обернулся на голос Николай. — Не признается только. Смотрите.
Васнецов подал капитану фотографию.
— Интересно, интересно…
Капитан несколько раз сравнил пленного лейтенанта с унтер-офицером на снимке.
— Разберемся, старшой, — перевел он взгляд на Николая. — Спасибо тебе.
Капитан положил фото в карман и посмотрел на конвоира.
— Смотрите за ним зорко, не ровен час, еще удерет.
В штабе полка готовились к похоронам погибших. Данильченко распорядился о том, чтобы братскую могилу вырыли на скате, поросшем молоденькими березками, о высылке бронетранспортеров и машины для перевозки павших.
Григорию Митрофановичу довелось пережить больше, чем кому-либо в полку. В трудную пору кровавых схваток подполковник Данильченко всегда находился на огневых. Его присутствие вселяло уверенность в людей.
Каждую весть о гибели подчиненных Данильченко воспринимал сердцем, хотя окружающем старался не показывать этого. Лишь морщинки у глаз да крупные желваки на скулах, глубоко запавшие глаза выдавали его боль.
Данильченко решил посмотреть оборону батарей. Возможно, подполковнику захотелось еще раз увидеть поле боя, на котором его части пришлось выдержать самый трудный бой. А может быть, он решил собраться с мыслями перед разговором с оставшимися в живых воинами.
Бронетранспортер вез Данильченко мимо обезображенного взрывами, иссеченного осколками ельника, вывороченных с корнем берез. Не доезжая до перекрестка лесных дорог, Григорий Митрофанович дотронулся до плеча водителя:
— К Волкову.
И тут же сознание обожгла мысль: «Волкова-то нет в живых, а я его по-прежнему числю…»
Он свернул на огневую позицию четвертой батареи. Ведь совсем недавно, под утро, был там.
Бронетранспортер выехал на огневую. Данильченко вышел из машины. Теперь картина схватки открылась ему широкой панорамой. Перепаханная вдоль и поперек взрывами, начисто лишенная зелени огневая позиция, разбитые орудия, обвалившиеся траншеи, невдалеке сгоревшие остовы бронетранспортеров, танков, самоходки, покалеченные грузовики, перевернутые повозки… Среди них, группами и вразброс, лежали убитые. В гимнастерках — реже, в серо-зеленых мундирах — гуще.
Подполковник подошел к искореженному, обглоданному пулями и осколками орудию. Опершись спиной о щит, уронив голову на грудь, сидел воин. По волнистым волосам, по фигуре Данильченко узнал старшего сержанта Ивана Закутского. Один из лучших в полку командиров орудий. С затылка к уху — засохшая полоска крови. Значит, дрался до последнего. Подполковник узнавал среди погибших командиров орудий, разведчиков, связистов, водителей… С одними был хорошо знаком по боевым делам, вручал им награды, других видел не раз и запомнил в лицо.
Данильченко прошел дальше и среди лежавших на земле увидел Волкова. Лицо — в запекшейся крови, правая рука перебита в локте и неестественно отброшена за спину.
— Ах, Паша, Паша, как же это ты? Кто будет учить детей в твоей деревне? Родной ты мой, боевой товарищ Прости, что не уберег…
Командир полка опустился на иссеченное осколками дерево и обхватил голову руками. В глазах Данильченко было столько горя, что ординарец не выдержал, заговорил:
— Товарищ подполковник! Григорий Митрофанович, довольно казнить себя. Ребятам легче не будет…
— Обожди, дай посидеть.
У огневой позиции батареи старшего лейтенанта Николая Соловаря Данильченко немного успокоился. Среди разбитых орудий, траншей, ходов сообщения, на выжженной земле он увидел группу людей. Подполковник повеселел. «Есть, есть живые!» — мелькнула радостная мысль.
— Быстрее! — поторопил он водителя. — Видишь, ребята! — И тут же обмяк. Узнал однофамильца командира четвертой батареи лейтенанта Виктора Волкова, младшего лейтенанта Иллариона Дудника и двух бойцов. Они переносили тела убитых.
Тяжелым шагом Данильченко подошел поближе. На разостланных плащ-палатках лежали лейтенант Иосиф Зеленюк, сержант Александр Моисеенко, красноармейцы Михаил Гидулянов, Василий Шеремет, Сергей Близинский…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.