Башня вавилонская - [31]

Смешнее всего, что этот оплот нетерпимости прятался за ширмой Радужного Клуба; впрочем, и антиглобализм в Клубе напоминал разнообразие форменной одежды в пределах одного рода войск. Хочешь, парадный, хочешь, повседневный, перчатки по погоде.

Группа студентов, шедшая навстречу, вежливо переместилась на соседнюю дорожку. Полковник кивнул им — он не каждого тут помнил по именам, но вот в лицо знакомы были все. Должно быть команда грузчиков с вечернего дежурства в южной столовой. Вообще-то студентам до службы обеспечения дела нет и не должно быть, но карантин есть карантин, а учения есть учения. А раз на территории остались только те, кто тут живет — то грузить, мыть и готовить — тоже им. Военное положение.

В окне впереди горел свет — и полковник забыл о студентах, иезуитах, положении и грядущей своей победе, а помнил только о том, что там, за стеной, за надежно отсекающим осенний холод стеклом, ждут Цветы.

Уже в холле гостиницы он заметил парочку с общевойскового факультета, этих проректор знал не только по в лицо и по именам, но и по личным делам, жалобам, характеристикам — наизусть, как все ошибки, весь брак, неизбежно случавшийся в работе. Несложно было догадаться, зачем они здесь, хотя они моментально сделали вид, что имеют какое-то отношение к уборке холла.

— Нарушение распорядка, — улыбнулся полковник Моран. — Доложите своему куратору.

Завтра нужно будет посчитать, сколько таких нарушений за каждым уже набралось. Никаких больше мягких форм, никакого факультета управления. Хватит, наигрались — и поскольку про господина да Монтефельтро можно забыть, и пока что, и, будем надеяться, навсегда, — играть в дипломатию больше уже не придется.

Перед дверью он провел тыльной стороной ладони по глазам, стряхивая и забывая на время всю эту пыль, ерунду, мелочь.

Цветы смотрят на него, наклонив голову. Незачем спрашивать, чего эти двое от нее хотели.

— Чтобы все осталось как есть.

Они пили здесь чай. Запах все еще стоит в воздухе.

— Как есть?

Впрочем, если подумать, неудивительно. Щербина все же — уникум. Единичный случай полного брака. Если внутри детали — раковина, никакая внешняя обработка ничего уже не исправит. Остальных все же удалось научить тому, что такое ответственность и солидарность, и почему они, в конечном счете, всем нужны и выгодны. Даже самых неудачных — удалось. Можно слегка гордиться. И радоваться тому, что любая мало-мальски непредвзятая комиссия, любая инспекция обнаружит это и только это. Но радоваться хотелось другому.

— Вы стойко отражали натиск моих врагов, — сказал Моран.

Ему, конечно, сообщили обо всех визитах и беседах, встречах и «случайных» разговорах. О Смирнове с его букетом — пришлось идти самому с пустыми руками, потому что нельзя себе позволить смотреться хуже или сопоставимо, что ж, он придет запросто, без церемоний, после долгого тяжелого дня. Два декана, два проректора, студсовет россыпью, члены студенческого научного общества россыпью — не все, конечно, относились к категории врагов, часть просто удачно заполняла промежутки и оттесняла других. Цветы нужно было охранять от всех глупостей, мелких гадостей и беспокойства, которые могли причинить эти… комары. Он не догадался. Моран опасался, что Цветы решат, что он ограничивает их свободу, что он боится, что он слаб, и не сообразил, какая бессмысленно-изматывающая волна обрушится на инспектора…

— Врагов? — удивляются Цветы. — Насколько я понимаю, здесь у вас нет врагов.

— Вы мне льстите. Во всяком случае, я пришел узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-то — в том числе, и в информации. Со вчерашнего дня наше положение несколько изменилось.

— Да, — говорят Цветы, и слегка сердятся. — Вы же лишили меня доступа к необходимой информации. Я понимаю, что у вас учения, и таковы правила — но я же не собираюсь играть со студентами! Вы делаете заявления в прессу, идет какая-то реакция — наверняка сейчас мой рабочий факс забит запросами от родителей и опекунов, а я ничего не могу сделать. Господин полковник, могу ли я вас попросить…

Полковнику очень хотелось наклониться и поцеловать женщине руку. Еще больше ему хотелось погладить эти темные лепестки, завернуть ее в себя, сказать «все будет прекрасно». После всего того шабаша, что на нее сегодня обрушился, после всего этого бреда, который успели развести в прессе — а ведь просочилось что-то неизбежно… она смотрит на него и делает вид, будто ничего не случилось, будто самой большой ее заботой является напрочь забитый рабочий факс…

— Может быть, вы хотите кофе или вина? — спросили Цветы.

— Кофе, если вас не затруднит, — со всей возможной признательностью ответил полковник.

Он не собирался работать ночью, да и вообще часов после десяти обычно уже плохо соображал, ранние сумерки нагоняли тоску и отбивали фантазию, а впереди была еще целая зима, здешняя зима, с ее заходами солнца к четырем часам, но в самом предложении было что-то более домашнее и интимное, чем в предложенном бокале вина. Хорошо пить вино с прекрасной женщиной, но вот это — округлые движения, легкие шаги Цветов, хруст меленки для пряностей, запах корицы и ванили, плещущиеся рукава, улыбка, хрупкая как яичная скорлупа желтоватая чашечка в ладони…