BASE 66 - [5]

Удобно сидя в самолете клуба, который мы назвали Эстер, я старался выкинуть из головы всё, что не касалось прыжка. С закрытыми глазами я представил прыжок несколько раз. Подъем на высоту 3000 футов дал мне вполне достаточно времени, чтобы несколько раз пройти каждую деталь прыжка, от отделения до рывка кольца. Способность мысленно визуализировать прыжок — важный навык парашютиста. Как только мы достигли 3000 футов, инструктор направил пилота к точке выброски. Он попросил его уменьшить мощность двигателя, чтобы самолёт снизил скорость, затем посмотрел на меня и сказал: «О’кей».

Настала моя очередь. Концентрируясь на прыжке, я вылез наружу и встал на подножку. Глубоко вздохнул и отделился от неё. Началось моё первое настоящее свободное падение.

«Прогнись тысяча, посмотри тысяча, найди тысяча», — говорил я вслух. Посмотрев туда, где должно было быть кольцо, я обнаружил, что его там не было. К сожалению, не было никакого времени, чтобы выяснять, что там с ним случилось. Надо было что-то делать, и быстро. Моя правая рука наткнулась на что-то, похожее на трос. Я сжал его указательным и большим пальцами и с силой потянул. Какое счастье, купол раскрылся!

Инструктор не одобрил мой первый «ручной» прыжок. Он сказал, что три секунды я падал в правильном положении, а затем внезапно начал кувыркаться. Кроме того, когда купол раскрывался, я падал спиной вниз. В общей сложности я был в свободном падении целых десять секунд, дважды максимальное время. Инструктор, который, как оказалось, наблюдал мое падение в бинокль, знал, что случилось и заставило меня так действовать. При отделении от самолёта кольцо вывалилось из своего кармана и оказалось у меня за спиной. Только благодаря тому, что у меня длинные руки, я смог достать до троса, присоединенного к кольцу, и дёрнуть его. Ещё чуть-чуть, и надо было бы раскрывать запасной парашют.

Позже, в тот же день, я сделал еще два прыжка с той же высоты, оба из которых были одобрены. Вечером, следуя старой парашютной традиции, я угостил всех пивом. Существует неофициальное международное правило, определяющее, в каких случаях парашютисты должны так поступать: первый «ручной» прыжок, отказ с применением запасного парашюта, сотый прыжок, первый прыжок в голом виде и дни рождения. Парашютист несет пиво в здание клуба, ставит его на стол и кричит об этом так, чтобы все слышали. То, что происходит потом, похоже на паническое бегство или сумасшедший дом; каждый с нетерпением вбегает в комнату и как можно быстрее хватает своё пиво. За всю свою парашютную карьеру я никогда не видел, чтобы всё пиво исчезло больше чем за десять секунд.

В парашютном клубе царил фантастический дух товарищества. Мы очень хорошо узнали друг друга, несмотря на то, что встречались только по уикэндам. Здание клуба стало вторым домом, где мы готовили пищу, наслаждались сауной и ухаживали за парашютами и нашим самолетом, Эстер. Конечно, главным делом оставались прыжки. Внешность и происхождение значили мало. Самой успешной командой клуба были «Розовые Пантеры», состоявшие из анестезиолога, сварщика, разносчика газет и садовника. Мне иногда было трудно выбрать между моими родителями в Лунде и парашютным клубом в Ринкабю. Я просто помешался на прыжках. Моя бедная мама каждый раз волновалась, когда я был в Ринкабю. Она читала все сообщения о несчастных случаях и беспокоилась, не случилось ли со мной чего.

Ещё она часто спрашивала, не собираюсь ли я теперь, когда доказал своё мужество, перестать прыгать. Я объяснил, что свободное падение стало для меня образом жизни. Я нашел занятие, которое помогало осуществить все мои мечты о приключениях. Иронией судьбы было то, что именно мама позволила мне войти в мир приключений. Ведь на момент первого прыжка мне было только 17 лет, и чтобы меня до него допустили, требовалось разрешение родителей. Я упрашивал её два месяца, прежде чем она наконец согласилась и подписала бланк разрешения. Мой отец подписался бы немедленно, спроси я его, но я хотел, чтобы и мама была на моей стороне, пусть даже неохотно. То, что мои усилия увенчались успехом, стало ясно в мой восемнадцатый день рождения, когда родители дали 1 500 крон на покупку моего первого парашюта. Он был сине-желтым. Я назвал его Оке.

За первый год моей парашютной карьеры я сделал 100 прыжков. Научившись стабильно падать в правильной позе в течение больше чем 20 секунд, я начал практиковаться в поворотах. Идея была в том, чтобы научиться управлять своим телом в свободном падении. Я начинал прыжок с 12 секунд свободного падения, чтобы достигнуть предельной скорости. Чем быстрее ты падаешь, тем легче управлять своим движением. Конечно, согласно законам физики есть предел тому, как быстро ты можешь падать. Максимальная скорость свободного падения человека в позе «коробочка» — 120 миль в час, она достигается после 12 секунд падения. Можно падать и быстрее, но в другом положении: опустив голову вниз, руки расположив вдоль тела, а ноги сжав вместе. Так скорость доходит до 250 миль в час.

Чтобы удостовериться, что при поворотах я возвращаюсь в первоначальное положение и не поворачиваюсь слишком намного, я фиксировал взгляд на каком-нибудь объекте на земле. Это мог быть дом, угол рощи деревьев или что-то подобное. Я поворачивал на четверть оборота налево, опуская левую руку. Чтобы остановить поворот, я немного раньше, чем повернуть на нужный угол, опускал правую руку, возвратив левую в исходное положение. Затем, возвратившись в первоначальное положение, я делал такой же поворот, но направо. Справившись с поворотами на четверть оборота, я перешёл к обучению поворотам на 360 градусов. Тут развивается большая скорость поворота, и важно остановиться в нужный момент, не повернувшись по инерции еще градусов этак на 180. Один поворот налево, стоп! Один поворот направо, стоп! Один поворот налево, стоп! Позже я узнал, как сделать переднее и заднее сальто, стабильно падать спиной вниз и делать бочки.