Баржа смерти - [11]

На утро Константин Иванович проснулся поздно. Накинул халат, вышел из спальни. В гостиной, где вчера был полный разор, всё было прибрано, даже мебель чинно стояла у стенок. В коридоре слышится негромкий голос Кати и ещё чей-то бабий, жалостливый с придыханиями. Константин Иванович узнает, это соседка Матрена:

– Господи, твово-то заарестовали. Как же это. И что же эти большевики творят. И никакого спасу от них нет…

– Нет, нет. Всё нормально, Матрёна Петровна, Константин Иванович просто задержался на работе допоздна, –  слышится торопливый голос Кати.

– Так уж и на работе, люди напраслину возводить не будут. Константин Иванович человек заметный. Кто ж на Пасху в церкви хором руководить-то будет? Пасха ж нынче в мае, – не унимается Матрёна.

– Спасибо, Матрёна, что озаботилась обо мне. А вот он и я, – Константин Иванович появляется в дверном проёме, затягивает кушак на халате. –  Извиняюсь, что не при параде.

– Да чего уж. Мы, чай, не институтки нетронутые… – Матрёна засуетилась смущённо.

Катя вежливо подталкивает её к входной двери.

Константин Иванович вальяжно сидит за столом, ожидая завтрак.

– Чего там у нас нынче, по случаю моего избавления, – кричит он. И беззаботная улыбка расползается по его породистому лицу. «Ишь, бодрячок, не рано ли веселишься», – будто кто-то прошипел на ухо. И стало сразу как-то неуютно.

А Катя отвечает мужу из кухни:

– Праздничный завтрак. Каша овсяная на подсолнечном масле. Кусок ситного с сыром голландским. Чай с мятой и два куска рафинада к нему…

– Ой, Катенька, рафинад-то спрячь, –  вдруг потускневшим голосом отзывается Константин Иванович, –  чай, не прежние времена.

Катя с подносом появляется в комнате. Испуганно спрашивает:

– Костя, ты мне не всё рассказал? Я-то, дура, успокоилась. Вчера твой Перельман даже извинился предо мной. Правда, тихо, чтоб тот маленький, что на татарина смахивает, не услышал.

– Да, да, Катенька. Этот, что на татарина смахивает, и есть главный злодей. А Исаак Перельман просил ещё раз передать тебе извинения за вчерашнее.

– Так твоего нынешнего начальника зовут Исаак? – как-то потерянно спрашивает Катя, –  а я думала он грузин…

– Такие вот времена, –  усмехается Константин Иванович.

Слышатся торопливые стуки во входную дверь. Константин Иванович выходит на крыльцо. Пред ним белобрысый мальчонка.

– А, Ванюшка – на побегушках. Пошто пожаловал? – улыбается Константан Иванович.

– Комиссар Перельман велели передать, что ждут Вас на работе, –  затараторил мальчонка.

– А когда ждут-то?

– Не сказано когда. Сказано – ждут, –  улыбается во весь рот Ванюшка.

У Константина Ивановича как-то сразу улучшилось настроение. «Скажи, вскоре буду», –  говорит он.

– Ну вот, труба зовет, –  Константин Иванович поправляет галстук перед зеркалом. Целует жену. Ещё раз бросает взгляд в зеркало. Довольный собою выходит на улицу.

Явился на фабрику к обеденному перерыву. Было солнечно и тепло. Народ толпился у ворот. Одни сидели на лавках – жевали хлеб, запивая квасом. Другие хлебали из домашних кастрюль похлёбку, настороженно оглядываясь по сторонам, будто кто отнимет еду. Лица больше недовольные: обсуждались какие-то «правила внутреннего распорядка». Слышались голоса: «Туда не пойди, там не сядь, ещё штрафы придумали, как при англичанине Девисоне».

Увидев Константина Ивановича, Перельман доброжелательно улыбнулся:

– Вот акты проверки. Мужики из Великого сообщили, что получили от фабрики по восемь аршин полотна. Так что спим спокойно, –  помолчал, усмехнулся как-то невесело. Добавил, –  пока.

Встретив удивлённый взгляд старшего счетовода, проговорил:

– Это уже больше меня касается.

– Нарушили указ Центротекстиля?

– У меня мандат комиссара. И он позволяет многое нарушать. Но и отвечать придётся. Но это не главное. Мария Александровна Спиридонова с Ульяновым во многом не сходятся во взглядах. И это чревато взрывом. Только общий враг нас пока и объединяет. Но этот разлад между вождями отражается на рядовых бойцах революции, –  Перельман усмехнулся, поймав понимающий взгляд Григорьева, –  и всегда найдётся какой-нибудь Греков, который этим воспользуется… Вот Николай Иванович Подвойский сейчас в правительстве Ульянова. Был левый эсер. Сейчас большевик. Во всяком случае, на сегодня он застрахован от удара ножом в спину.

– Тоже пока? – несмело спросил Константин Иванович.

– Грековы и там есть. И вообще на Руси повелось, чтобы стать праведником, надо быть проклятым. Вот и Семёна Михайловича Нахимсона обвиняли, что он украл из войсковой кассы десять тысяч рублей. Так что Вы – не первый, –  некая отрешённость исчезла с лица Исаака. Опять решительность, жёсткость, –  перейдём к насущным делам. Вот ознакомьтесь: «Правила внутреннего распорядка». Ведь что творится на фабрике: пьянство, игра в карты в рабочее время, прогулы полдня и больше, опоздания на работу. А надо, я так считаю, при опоздании на пять минут – не допускать к работе. Подённых – на полдня не допускать, сдельных – на смену. Самовольный уход с фабрики: первый раз – увольнение на неделю, второй раз – на месяц, третий раз – на полгода. Причем, каждый раз увольняемый лишается заработка: недельного, месячного. Уволенный на полгода лишается прежней должности и годичного заработка. Жёстко – да. Сторож должен пропускать рабочих и служащих только по пропускам. Вас прошу проработать систему штрафов за пьянку, за игру в карты на рабочем месте… «Правила» должен утвердить фабричный комитет.