Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов - [39]

Война вернула Нике и многим ее современницам личную свободу, предоставила шанс принести пользу и вне рамок семьи. Многие впервые начали работать. В отсутствие мужа супруге приходилось самой вести и дом, и семейный бизнес, и бюджет. Ника не просто справилась без слуг, родных и иных помощников – она достойно проявила себя на войне. С детства ее приучали к мысли, что всю работу за нее должны исполнять другие, – воспитание, которое не столько балует, сколько превращает женщину в инвалида. Ника, ее сестры и брат обречены были всю жизнь оставаться несмышлеными младенцами. Как сформулировала Мириам: «Мы понятия не имели, как о самих-то себе позаботиться».

В мирное время супружеская жизнь Ники была точным продолжением этого детства. Замужней женщине полагалось развлекать гостей и рожать детей. Война позволила ей на время отвлечься от «главного долга», но теперь от Ники требовалось вернуться в прежнюю роль покорной супруги. Давно, еще до брака, кузина предупреждала ее: «Полагаю, скоро ты выйдешь замуж, так что усвой поскорее: ты – червь. Чтобы стать хорошей женой, нужно сделаться червем»[5].

Ника была не из той материи, из какой лепят червей. Война придала ей уверенности в себе, научила думать, действовать, быть собой. Она самостоятельно вывезла детей из Франции в Америку, обеспечила их безопасность, ее не убили ни торпеды, ни малярия, она ухитрялась перебираться с континента на континент. «Свободная Франция» поручала ей работу шифровальщика и водителя, она вела радиопередачи, под конец войны была награждена орденом иностранного государства. Вернуться к мирной жизни – пусть к самой привилегированной и комфортабельной – было после этого нелегко.

Для Жюля мирное время тоже обернулось утратой смысла. В армии он обрел себя, а после победы внезапно оказался безработным. Шато д'Абондан немцы разрушили так, что жить в замке было нельзя, да и денег на прежний образ жизни теперь не хватало. Огромный покореженный дом в провинции никому не требовался, долгое время он торчал в Нормандии эдаким белым слоном, а семья перебралась в Париж. Там Жюля назначили генеральным секретарем ассоциации «Свободная Франция», он должен был проводить мероприятия для поднятия духа и укрепления морали. Однажды он пригласил выступить французскую певицу-сопрано Лили Пон, в другой раз согнал к зданию Оперы танки, и бойцы Сопротивления прошли парадным шагом. Узнав, что муж организует в столице музыкальный гала-фестиваль, Ника возликовала – и тут же сникла: допускались только военные оркестры. Военные ансамбли Ника терпеть не могла, по ее мнению, они играли чересчур механически. «Мой брак рухнул, – заявила Ника в интервью журналу Esquire, – потому что мой муж обожал барабан и разбивал мои пластинки, когда я опаздывала к ужину. Я всегда опаздывала к ужину». В интервью филиппинской газете сын Ники Патрик подтверждает: «Мой отец не интересовался ничем из того, чем она жила – искусством и музыкой. Это все ерунда, твердил он».

Ника получала доход от трастового фонда в Англии. В стабильной экономике положенный на ее имя капитал приносил хороший доход, но после войны налоги поднялись до 83 %, и Ника впервые в жизни столкнулась с финансовыми затруднениями. Даже Ротшильдам не удалось вернуться к довоенному образу жизни. Разумеется, они не рассчитывали на сочувствие, да и сами себя не оплакивали, понимая, что по сравнению с большинством окружающих они – счастливчики. Тем не менее такая перемена судьбы нелегко далась женщине, которая вовсе не была подготовлена к ней ни семейными традициями, ни образованием, – она не могла найти себе работу вне дома, но и дома не имела полезных в новой ситуации функций.

Достояние французских Ротшильдов захватили немцы, а что осталось, конфисковало правительство Виши под тем предлогом, что любой беженец является изменником родины и утрачивает право на свой дом и землю. Вот перечень предметов искусства[6], захваченных в 203 еврейских домах на 13 июля 1943 года:

1. Ротшильды – 3978 единиц хранения

2. Кан – 1202 единицы хранения

3. Давид Вайль – 1121 единица хранения

4. Леви де Вензионн – 989 единиц хранения

5. Братья Зелигман – 556 единиц хранения.

Семье понадобились годы, чтобы вернуть хотя бы часть своего достояния. К тому времени рынок предметов искусства переполнился и бесценные сокровища заметно подешевели. Да и не все удалось возвратить: что-то так и не нашли, что-то было уничтожено.

Одна картина уцелела благодаря удивительному, безоглядному подвигу преданности. Когда нацисты захватили в Бордо принадлежавший Ротшильдам замок Мутон, имущество они конфисковали, а семейные портреты использовали в качестве мишеней для стрельбы. В разгар этого состязания кухарка, проработавшая у Филиппа де Ротшильда много лет, прошла прямо перед дулами автоматов, сняла со стены портрет своего хозяина, сунула под мышку и покинула замок. Она вернулась (и принесла портрет), лишь когда в 1946 году возвратился в свой замок и сам Филипп.

В Англии огромное состояние Ротшильдов уменьшилось во много раз и из-за войны, и потому, что семейные связи распадались. Халтон-Хауз продали Би-би-си, Эштон-Клинтон превратился в отель, Ганнерсбери – в общедоступный парк. В Тринг-Парке обосновалась школа театрального искусства. Уэддесдон вернулся к Ротшильдам, но тринадцать лет спустя его, как Аскотт-Хауз, передали Фонду охраны исторических памятников. Лишь в Ментмор-Таурс, доме моей тезки Ханны Ротшильд, ее потомки Роузбери жили до 1970-х. Когда Ника появилась на свет, Ротшильды владели сорока с лишним особняками и усадьбами в Британии и на континенте. Ныне только в Уэддесдоне, под охраной Исторического фонда, сохранилась первоначальная обстановка.