Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы - [2]

— Но ты сам говорил, что есть у эстонцев поговорка «У собаки на языке девять лекарств!»

— Пожалуйста! — воскликнул он почему-то почти зло. — У нас остался такой кусочек мыла, что… не скажу, куда его надо сунуть. Будет просто чудо, если я отмою от мёда тебя и всё это безобразие… Но ещё и собаки? Нет, нет и нет!

— Но ведь чудеса бывают, — попыталась я утешить тату, и в этот миг кто-то постучал в дверь.

Чудо?

Дяденька, вошедший в комнату, не был, к сожалению, похож ни на волшебника, ни на добрую фею, которые творят чудеса. Обычный человек, в круглых очках, рукава синей ковбойки закатаны, а в руке портфель.

— Извините, это вы господин… э-э… товарищ Тунгал? — спросил он, протянув тате руку, и совсем тихо назвал себя. — Мне, видите ли, сказали, что вы владеете средством против ревматизма.

— К числу сторонников ревматизма я не отношусь, это точно, — сказал тата, усмехаясь и почёсывая за ухом. — Но в чём, собственно, дело? Сами видите, мы тут только что закончили гнать мёд, у нас такой беспорядок, даже не решаюсь предложить вам присесть…

— Ну что вы, ну что вы! Дело как раз в пчёлах. — Голос мужчины сделался каким-то уважительным, затем он воскликнул трагически: — Господин… товарищ Тунгал, можете ли вы позволить вашим пчёлам жалить меня?

— Хм! Что за вопрос — пожалуйста! — Тата пожал плечами, на губах его заиграла улыбка. — Не стану пчёлкам препятствовать, если они захотят сделать вам маленькие укольчики.

— Ой, благодарю вас! — обрадовался гость. — Мне требуется примерно десять уколов… Но… Как я смогу с вами расплатиться?

Тата махнул рукой:

— Ах, не стоит благодарности!

— Нет-нет, я — серьёзно, — сказал гость, взяв тату за локоть. — Может, вам нужна, например, косметика — губная помада, пудра?.. Одеколон? Я вообще-то работаю на базе, а тут я сейчас только в гостях у родственников супруги, но кое-что я прихватил с собой. И у меня ревматизм, знаете ли. Доктор сказал, что пчелиный яд — буквально бесценное лекарство против ревматизма. Так что назовите только, что вам нужно, не стесняйтесь!

— В данный момент у нас в доме пользоваться губной помадой некому, — сказал тата с горечью, не обращая внимания на мои подмигивания.

Ну разве не странный человек? Губная помада доставлена ему на дом, а он отмахивается от неё обеими руками.

— Дайте спокойно пчёлам жалить себя! А вдруг… — Тате вдруг пришла в голову светлая мысль: — А вдруг… У вас случайно не найдётся куска мыла на продажу?

— О какой продаже вы говорите! — воскликнул гость и щёлкнул застёжками портфеля. — Пожалуйста, туалетное мыло «Красная Москва», туалетное мыло «Красный мак», детское мыло…

— «Красный ребёнок»? — усмехнулся тата. — Сколько это детское мыло стоит?

— Нет, нет, никакой платы! — звонко воскликнул дяденька и выложил на стол мыло в голубой упаковке. — Ещё раз спасибо вам за доброту, товарищ-господин Тунгал. Не надо меня провожать, я уже видел, где находится ваша пасека!

— Пасека… — усмехнулся тата, покачав головой. — Тоже мне пасека, три жалких улья… А ты, дочка, раздевайся. Вода в баке на плите уже согрелась, и мыло «красного ребёнка» у нас теперь есть, так что…

— Скажешь теперь, куда это мыло можно сунуть?

— Да-а, теперь тебе спину намылим! — улыбнулся тата.

Когда он вынул меня из ванночки, мыльный дяденька вдруг вернулся.

— Простите, товарищ-господин Тунгал, но у меня возникла серьёзная проблема… — сказал он.

— Хотите своё мыло обратно? — спросил тата, вскинув брови. — Но проблема в том, что мы его уже использовали…

— Да нет, что вы об этом, — махнул дяденька длиннопалой рукой. — Проблема в том, что ваши пчёлы не хотят меня жалить! Нельзя ли их как-то мобилизовать?

— Мобилизовать? — переспросил тата, вытирая меня полотенцем. — Мобилизацией пчёл мне до сих пор заниматься не приходилось… А вы, например, не пробовали сунуть свою руку в леток улья?

— Нет, не пробовал, — признался дяденька. — Леток — это та щель, из которой они вылетают и потом туда влетают, да? Сейчас попробую! Всего доброго, товарищ-господин Тунгал!

Тата вышел вслед за ним на крыльцо, и я тоже не усидела в комнате. Но босыми ногами ступать по заляпанному мёдом полу было нельзя, и мне потребовалось какое-то время, чтобы застегнуть сандалики, так что, когда я наконец вылетела во двор, этот мыльный дяденька уже наклонился к улью, между кустами смородины.

— Ой-ёй-ёй! — издал он вдруг жуткий вопль и пустился наутёк, всё ещё согнувшись. Но рой пчёл маленьким тёмным облачком буквально висел на нём. Похоже, пчелы наконец поняли, чего хотел дяденька, страдавший ревматизмом.

— Большое спасибо, товарищ-господин Тунгал! Всего доброго, товарищ-господин Тунгал! — послышалось уже с большой дороги…

— Сирка, назад! — крикнул тата, заметив, что гончая вознамерилась рвануть вдогонку за беглецом. Сирка — собака послушная, она сразу затрусила обратно к хозяину, села и, широко зевнув, показала, что на самом деле ей плевать на дядю, улепётывающего и отмахивающегося от пчёл портфелем. Тата похлопал Сирку по спине и пробормотал себе под нос: «Только этого не хватало, чтобы у товарища-господина ревматика, кроме распухшего от пчелиных „уколов“ лица, остались и следы собачьих зубов на икрах!»