Барановичcкое гетто. Колдычевский лагерь смерти - [17]

Будучи в разведке, я подходил к зданию гебитскомиссариата (ныне здание Госбанка), вступал в разговоры с отдельными жителями, полицейскими, немцами и, к моему ужасу, все больше и больше узнавал о зверствах фашистов. Меня уже не удивляло, вернее, не так ошеломляло, что многие участники массовых уничтожений людей, в том числе участники полного уничтожения узников гетто 17 декабря 1942 года, говорили об этом почти спокойно. Притом, одни рассказывали об этом с сожалением и грустью, а другие даже со злорадством. А ведь было уничтожено в гетто почти 19 тысяч ни в чем не повинных советских людей.

В условиях войны мне приходилось видеть очень разных людей и видеть, как по-разному проявляют они себя в экстремальных ситуациях. В этой связи мне всегда вспоминаются отдельные встречи…

На железнодорожной станции Барановичи, куда зимой 1941/42 годов прибыл эшелон итальянских военнослужащих, один офицер дал мне немецкий пистолет, сказав, что он мне пригодится. В присутствии своих солдат, которые оттеснили моих охранников-полицейских, он заявил, что они не будут воевать за землю для немцев, пусть это делает Гитлер.

Памятен мне и прибавил силы подслушанный однажды летом 1942 года на территории лагеря разговор группы немецких солдат с шефом-комендантом Колдычевского лагеря Иораном. Когда они осматривали лагерь и увидели, как их соотечественники издеваются над людьми, один из них, как видно от имени всей группы немецких военнослужащих, заявил палачу, что позор его черных дел ляжет на всю Германию и его трудно будет смыть.

Когда я был еще в гетто, полицейские водили меня на работу на кожзавод. Им нужны были специалисты, чтобы наладить производство кож. И вот как-то у латышского карателя во время работы мне удалось похитить винтовку, надежно спрятав ее недалеко от места работы в деревне Узноги. Когда полицейский обнаружил исчезновение винтовки, он неожиданно для меня посмотрел и сказал: «Кое-кому оружие нужно. Я себе достану». Не всегда легко понять поведение человека. Этот же полицейский позже участвовал в массовых расстрелах.

В конце июня 1942 года на станцию Барановичи в специальных вагонах были привезены 3 тысячи человек чешских граждан, преимущественно интеллигенции. По этой же ветке, примерно в это же время были доставлены 2 тысячи немецких граждан, интеллигенции и их семей, также еврейской национальности. Все они были расстреляны вместе с полицейскими, сопровождавшими эшелоны, карателями из Колдычевского лагеря смерти. Также были уничтожены группы узников Колдычевского лагеря, засыпавшие могилы-рвы. Об этих расстрелах «врагов рейха» я читал краткие извещения в газете, издаваемой в городе Барановичи только для немецких военнослужащих. Об этом рассказывали полицейские очевидцы. Об этом рассказывали и свидетели во время заседаний военного трибунала над полицейскими. По ряду таких дел допрашивался и я в качестве свидетеля.

В декабре 1942 года была также расстреляна большая группа мужчин, человек 500, — польских граждан еврейской национальности, доставленных на станцию Барановичи, где они свыше полугода использовались на разных работах на железной дороге. Тогда же расстреляли человек 300 австрийских граждан.

Уже много лет спустя, после окончания войны, во время судебного процесса над бывшим командиром латышского карательного отряда А. Д. Точс, мне стало известно, что в ночь с 21 на 22 сентября 1942 года отряд принимал участие в акции массового уничтожения узников Минского гетто и других лагерей и на южной окраине города Барановичи. В огромной могиле здесь похоронено более 10 тысяч человек.

Немецкие граждане, преимущественно интеллигенция, доставлялись из вагонов в «душегубках» или на автомашинах для расстрела. Вещи убитых свозились на склады Колдычевского лагеря смерти, где мы, заключенные, их сортировали.

Долгожданную победу я встретил, будучи в рядах Советской Армии.

После войны мне невольно приходилось вспоминать пережитое на судебных процессах над командиром карательного отряда Точс, бывшим шефом-комендантом Колдычевского лагеря Иораном, комендантом охраны Бобко, Калько, полицейскими Дыра, Кухта и другими. Жизнь меня научила, что любое проявление национализма несправедливо и ведет к жестокости. Нет справедливее политики дружбы народов, интернационализма.

Воспоминания Григория Марковича Бреслава 1907 года рождения (техник УПТК Барановичского строительного треста № 25) (Умер 25 июля 1977 года)

Небольшой деревянный домик на улице Советской, в котором проживала наша семья, как и многие другие утопал в зелени и цветах. Я работал токарем по металлу, любил мастерить, вытачивал на токарном станке тонкие детали, различные красивые вещи.

Страшная весть о войне пришла к нам рано утром 22 июня 1941 года. Мы все бросили и с узелком самого необходимого пошли на восток. По очереди с женой несли маленьких детей — Ефима около года и Марину 4 лет. Вскоре нам преградили дорогу фашистские танкетки с черными зловещими крестами. Пришлось возвращаться. А уже через два дня все евреи немецкими автоматчиками и полицейскими были согнаны в созданный в центре города лагерь-гетто. Здесь, в 11 кварталах, собрали свыше 15 тысяч человек. Нашу семью, например, вселили в маленький деревянный домик на углу Садовой, состоящий из трех небольших комнат и кухоньки. Всего в него втолкали 82 человека. Везде, где только возможно, были установлены в 4 этажа нары. Для жилья использовались сарай и коридор.