Баопу-Цзы - [46]

. Поэтому и чтущие Дао-Путь не просто избегают слов, но бессловесно преображают поведение людей[8], а не занимаются одним лишь пестованием жизни. Если в том, что касается плода, между даосизмом и конфуцианством есть предшествование и последование, то не один Лао-цзы достоин применения его учения и не один Чжун-ни достоин доверия. Некогда Чжун-ни почтительно вопрошал Бо-яна и желал быть сравниваем с Лао и Пэном[9]. Кроме того, он говорил, что знает о рыбах и птицах, но не понимает природы драконов; таким образом, он сравнил господина Лао с драконом, и эти слова, исходившие из самого его сердца, отнюдь не пустые речи. И эти слова ничем не отличаются от того, что Янь Хуэй[10] сказал о нем самом: "Когда я смотрю на него спереди, то внезапно оказываюсь сзади: его учение слишком крепко, чтобы проникнуть в него, и слишком возвышенно, чтобы снизу взирать на него"".

Некто сказал: "Если Чжун-ни беседовал с господином Лао лицом к лицу, то почему же он не последовал за ним в изучении Дао-Пути?"

Баопу-цзы сказал: "Именно отсюда и видно, что взгляды, которых мы придерживаемся, определены естественностью и предпочтения человека имеют неизменную природу: с такой позиции и посмотрим на это. Чжун-ни понял, что господин Лао погружен в сокровенную тайну и достоин почтения и изумления, но вместе с тем он сам не мог черпать и пить из этого источника чистой пустотности. Ведь корень и источник — великий предок всего исходит из того, что вне неоформленного, и вступает в то, что пребывает внутри высшего Дао-Пути. А Конфуций, получая знания, был способен остановиться только на мирских делах отношений между людьми. Как же мог он в таком случае искать законы бессмертных? В своих раздумьях он щедро черпал из глубин своего сердца, сосредоточиваясь на преображении людей через обучение, но не проявлял никакого интереса к магическим искусствам. Хотя Чжун-ни и был совершенным мудрецом относительно мирских дел, он не был способен погрузиться в безмолвие сокровенной чистоты и в самом себе хранить недеяние. Поэтому Лао-цзы и вразумлял его, говоря: "Самые ценные товары глубоко прячут, чтобы они казались пустыми и несуществующими, а благородный муж, наделенный всей полнотой Благой Силы-Дэ, кажется похожим на глупца. Прошу вас, сударь, отказаться от присущего вам духа гордыни и от множества страстей, отбросить влечение к женщинам и стремление к пороку, ибо от всего этого не будет пользы для вашего тела"[11]. Из этих слов достаточно ясно, что Чжун-ни не избежал омраченности от вульгарных чувств и отнюдь не был тем человеком, который мог бы учиться пути бессмертных.

Ведь Конфуций жил то здесь то там, разъезжал повсюду, активно пытался исправить свою эпоху, смотрел вверх и печалился о том, что не слышит крика феникса, смотрел вниз и радовался, что он подобен несъедобной тыкве[12]. Его волновала жажда купли и продажи своего таланта, тревожили мысли о человеке с плетью, ищущем богатства[13]. Как же в таком случае он мог бы отбросить дела и подвиги этого мира и посвятить свою жизнь совершенствованию в искусстве пестования жизни, требующему покоя и уединения?"

Некто спросил: "Что проще, а что труднее — конфуцианство или даосизм?"

Баопу-цзы ответил: "Конфуцианство — это трудное в легком, а даосизм — это легкое в трудном. Вот что трудно в даосизме: отказаться от общественных связей и привязанностей, пренебречь семейной жизнью с женой и детьми, забыть о славе и почестях, отринуть доходы и пожалования, перестать глядеть на блеск роскоши и слушать праздный трезвон, пребывать в пресности простоты и чистоты, считая благим лишь сохранение своей собственной природы, не смущаться от клеветы и не веселиться от хвалы, не желать жить в знатности, не стыдиться пребывать в нищете.

А вот что легко в даосизме: не надо наносить визиты с поздравлениями или соболезнованиями, можно не обращать внимания на критические взгляды и осуждение окружающих, можно не утруждать свой дух изучением семи канонов[14], не заботиться о следовании календарным циклам, можно не беспокоиться об астрологических прогнозах и бедах, обусловленных звездами, и не утруждать свой разум изучением изящной словесности, можно свести к минимуму все тревоги и всемерно увеличить гармонию жизненной силы пневмы, можно пребывать в недеянии и отказаться от докучливых помыслов, а также ничего не бояться и ни о чем не печалиться. Вот почему и говорится о легком внутри трудного.

В практике конфуцианского совершенствования все построено на обязательном следовании свершенным в прошлом деяниям. Здесь для всего есть свое правило — когда выходить, а когда оставаться на месте, когда говорить, а когда молчать. Если вам нужен конфуцианский учитель, вы спокойно можете найти его практически в каждом доме, а если вы читаете текст, то сразу же найдется много ученых комментариев и разъяснений, чтобы рассеять возникающие у вас сомнения. Вот что легко в конфуцианстве.

Ловить глубокое и направляться к удаленному и одновременно следовать и подчиняться классическим нормам и установлениям, постигать смысл "Схемы из Реки" и "Письмен из Ло"