Баня в полночь - [78]

Часто заговоры начинаются с молитвенного обращения, адресованного Господу, святым, силам природы (солнцу, луне, звездам, ветру, огню и т.д.), духу (как агенту или объекту экзорцизма, особенно если этот дух персонифицирует болезнь), лицу (в любовных или вредоносных заговорах) или объекту (оружию, талисману), которые следует заговорить. Эти обращения могут быть молитвенными или квазимолитвенными, например: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», «Господи, благослови», «Я, раб Божий (имярек)…»[36] Затем взывающий может сказать, что он встанет (т.е., возможно, {251} это раннее утро), пойдет в чистое поле, обратится лицом на восток. В некоторых заговорах, адресованных злым духам или подразумевающих помощь бесовских сил, заговаривающий, напротив, говорит, что он не будет ни молиться, ни креститься и станет лицом на запад (сторона нечистой силы); может даже заявить, что снимает нательный крест и пояс. Формула, подразумевающая восходящее солнце, известна в заговорах и магических ритуалах и в других культурных зонах[37]. Представляется вероятным, что эта перформативная формула во многих случаях первоначально должна была описывать совершаемые исполнителем действия и в то же время имела целью психологически обозначить переход из повседневности в магический мир с его мифологической географией островов, волшебных деревьев и камней, библейских гор и рек. К сожалению, лишь немногие ранние записи заговоров содержат указания собирателей о том, как они исполнялись. Характерное употребление в этой формуле (но не в других частях заговора) глагола совершенного вида (который в фольклоре может использоваться как выразительный вид настоящего времени, а в современном русском языке обычно употребляется для обозначения будущего совершенного) любопытным образом напоминает специфическое использование будущего времени в некоторых эллинистических заклинаниях[38]. За этой формулой может следовать обращение к природной стихии (часто персонифицируемой как Царь-Огонь, Царь Лесной и т.д.)[39], святому или ряду святых с просьбой о помощи и заступничестве. Большинство заговоров может исполнять кто угодно, но некоторые представляют собой часть профессиональных действий колдуна или же произносятся людьми, которым приписывалось обладание магической силой: священником, мельником, кузнецом, повитухой. Для заговоров характерна либо прямая форма, в этом случае исполнитель часто описывает собственные обрядовые действия (см. выше), либо сравнительная, либо повествовательная, часто с символическими элементами; в завершение следует заклинательная часть.

Повествовательная часть заговора[40], с которой он может даже начинаться, обычно носит фольклорный (или эпический, по определению В. Мансикки) характер и отсылает к некоему удаленному экзотическому месту. Часто встречается рифмованный фольклорный зачин: «На море на Окиане, на острове на Буяне лежит камень…» (или «бел горюч камень Алатырь»)[41]. «Бел-горюч камень» часто фигурирует в таком жанре русского эпоса, как былина. В {252} одной из версий былины о Василии Буслаеве этот камень лежит на горе Фавор[42]. Встречаются горы, известные в религиозной традиции, и несколько выдуманных: Афон, Сион, Фавор, Архан[43], Рахман[44]. На камне могут стоять, например, дерево, церковь, три брата, три ангела, святой. Такой зачин не обязательно имеет очевидную связь с основным содержанием заговора, но его экзотический волшебный характер связывает повествование и магию. Можно также отметить рифму и ассонансы, постоянные эпитеты, тройное повторение, магическое число «тридевять», обращения к солнцу, луне, звездам, заре (часто персонифицированной), матери-земле, рекам и одновременно к православным святым. В заговорах имена православных святых могут перемежаться с именами демонов, как в «Сисиниевой легенде» (см. след. гл.). Когда призываются зори, чаще всего утренняя и вечерняя, к ним нередко прилагается женское имя — например, Мария, Маремьяна, Анастасия, Катерина и т.д.[45]

Затем может следовать эпизод из Священного Писания или жития, обычно связанный с назначением заговора какой-либо подробностью жития святого или пророка (апостол Павел, укушенный змеей, обезглавленный Иоанн Креститель, уподобленный камню апостол Петр и т.д.) или чудом, сотворенным святым. В исследованиях заговоров античного мира этот элемент часто называется historiola. он придает действию заговора мифологическую парадигму; такая же формула часто встречается в западноевропейских заговорах[46]. Нередко повествование включает встречу святого или Христа с человеком, страдающим от болезни, против которой и направлен заговор, с персонификацией болезни или несчастья. Часто эта встреча облечена в форму вопросов и ответов; в случае с персонификацией болезни или несчастья спрашивается, куда она идет и что собирается делать. Она проявляет свои злые намерения, после чего заклинается некоей экзорцистской формулой[47]. На этом кончается вступительная часть заговора, причем она может быть сильно сокращена и даже совсем опущена.

Следующий элемент — указание на назначение заговора. Часто он принимает форму симпатического параллелизма, употребляются формулы типа similia similibus: «как огонь горит в печи, так бы ея сердце горело по рабе Божием»; «как у мертвеца не болят зубы, так бы у раба Божия не болели зубы».