Банкир - [226]
– Тогда мы можем продолжить эту беседу, когда встретимся сегодня вечером?
– Не могу ждать. Нам нужно многое обсудить.
– Ты сейчас дома?
– Да. Как скоро ты можешь приехать? – спросил Бернс.
– Сколько будет длиться наше свидание?
– Может быть, много часов.
– Тогда я заеду домой пообедать. Увидимся в… э-э, восемь.
– Давай пообедаем вместе, дорогой.
– Не стоит себя беспокоить, Мак.
– Да что ты! Мне приносят горячую еду из «Шамбора». Сегодня я закажу всего по две порции.
Палмер скорчил гримасу.
– Что в меню?
– Ты сам назови. «Медальон биф», «труи амандин». Знаменитый «канеллопи»[81]. Я закажу.
Палмер улыбнулся:
– Буду у тебя через час.– Он повесил трубку и посидел некоторое время, анализируя беседу. Что ж, может быть, он достаточно сильно поколебал Бернса и его реакция вполне естественна.
Палмер уже успел постичь, что для Бернса весь мир состоит из двух типов людей: идиотов и таких, как он сам. Бернс относился ко всем со смесью вкрадчивого снисхождения, завуалированной жалости и явного недоверия. Но Палмер рассчитывал, что, если его план сработает, это произведет на Бернса достаточное впечатление, чтобы завоевать его уважение. А Бернс уважал только тех, кто не уступал ему в коварстве. По этой причине также Бернс плохо срабатывался с теми, кого он считал ниже себя по умственным способностям, то есть почти со всеми. Теперь Палмер чувствовал, положение изменилось.
Он встал, вышел из комнаты, широкими шагами пересек огромный, с высокими потолками холл и подошел к кабинету Вирджинии. Он услышал звук пишущей машинки. Заглянул в комнату и увидел Вирджинию, склонившуюся над машинкой,– она быстро печатала тремя или четырьмя пальцами. Ее обычно аккуратно уложенные в небрежной манере волосы казались сегодня скорее небрежно уложенными. Палмер даже решил, что она по рассеянности запускала в них пальцы, пока работала.
– Что за сенсацию ты печатаешь?
Машинка замолкла. Вирджиния сидела спиной к нему, совершенно неподвижно. Потом напряжение в ее спине ослабело. Она выпрямилась и, не поворачиваясь, произнесла:
– Газетчики никогда не употребляют термин «сенсация». Только любители и дилетанты. И банкиры.
– Смогу я хоть украдкой взглянуть на твое лицо?
– Нет. У меня высыпали огромные красные фурункулы.
– Старая болезнь?
– Если ты имеешь в виду глупость, да.
Он обогнул ее стол и повернулся, чтобы смотреть ей в лицо. Она выглядела утомленной. Тени под глазами из фиолетовых стали черно-синими.
– Черт побери. Никаких фурункулов.
Она пожала плечами.
Он рассматривал ее, а она избегала его взгляда. Он старался найти в ее лице ту огромную, согревающую живость, почти ощутимый жар любопытства, или сострадания, или страсти, или нежности, или гнева, или другого чувства, которые она так часто раньше делила с ним. Неожиданно ему пришло в голову, что ее лицо сегодня было всего лишь маской, умно выбранной, и фраза: «Маска смерти» – пронеслась в его мыслях, но не слишком быстро, чтобы он не обратил на нее внимания.
Он присел на угол ее стола.
– У тебя есть время выслушать меня?
Она ненадолго прикрыла глаза, потом открыла.
– Конечно.
– О последнем уик-энде, и о нынешнем дне, и обо всем прочем.
Она кивнула:
– Я могу сэкономить тебе много времени. Около пяти часов мне позвонил Джордж Моллетт и прочитал первые несколько абзацев только что написанной им статьи.
Палмер подался вперед.
– Ты запомнила их подробно?
– Боюсь, что да.
– Не можешь ли ты пересказать мне?
Она впервые повернулась и посмотрела на него. Ее взгляд казался несколько укоризненным и каким-то смущенным, как будто ей было стыдно за него, но она пыталась это скрыть.
– Ты доверяешь моей памяти?
– М-м, да.
Она сделала какое-то непонятное движение обеими руками, словно отталкивая что-то.
– Прошу прощения. Я вспомнила. Ты сказал, что в конечном счете доверяешь мне. Ведь так? Ну, конечно, так. Ладно, начнем.– Она намеренно, как решил Палмер, начала говорить монотонным голосом.– Речь шла о Гауссе, Хейгене и Джет-Тех. И твое имя ни разу не упоминалось, как, впрочем, и ЮБТК. И ты можешь теперь с облегчением вздохнуть. Джордж – друг. Он порядочный человек. Он еще один, кому ты можешь доверять. Короче, он побежденный, вроде меня. А ты победитель. Я забыла купить какой-нибудь трофей, чтобы преподнести тебе. Я собиралась сделать это, но совершенно забыла. Вот отчего человек проигрывает: никакой предусмотрительности! Это одна черта. Другая – это доверчивость. В ту минуту, когда ты ласково и доверчиво отдаешь себя в чьи-либо руки, ты кладешь начало своему проигрышу. Особенно когда ты не имеешь никаких оснований отдавать себя в его руки и особенно в том случае, когда тебя об этом и не просят.
Она наконец замолчала и посмотрела на него.
– У тебя есть время купить мне что-нибудь выпить?
Он кивнул:
– Где твое пальто?
– Я сама возьму его. Я еще не трясусь от старости.
– Я не…
– Если бы я только могла заставить себя не говорить подобных вещей…
Молча пройдя несколько кварталов, они зашли в бар, оказавшийся тем самым, где не так давно Палмер беседовал с Гауссом. Вирджиния оглядела зал, потом заказала официанту двойное виски.
– Ты должен простить меня,– сказала она, когда виски принесли.– В твоем присутствии я неизменно теряю над собой власть. Так уж получается. Тебе приходится выслушивать от меня такие вещи, которых я даже самой себе никогда не говорю.
«Семья» — продолжение романа «Банкир», второе произведение трилогии «Сага о банкире». Героев Лесли Уоллера захватывает водоворот событий, в их жизни бушуют нешуточные страсти, деньги ставят людей перед мучительным выбором.
В романе «Американец» — третьей книге саги о банкире Лесли Уоллера — действуют те же персонажи, что и в романах «Банкир» и «Семья». С присущим автору мастерством здесь описаны международные интриги, предательства, банковские махинации и, разумеется, любовные отношения. Банкир продолжает опасное и увлекательное путешествие в лабиринтах любви и бизнеса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От наркотиков и шоу-бизнеса до международных банков и транснациональных корпораций, от Манхэттена и Восточной Европы до плато Шань в азиатском «Золотом Треугольнике» нью-йоркский клан мафии развивает глобальное вторжение. Несмотря на внутренние конфликты, мафия становится все более опасной и могущественной в войне с китайскими триадами и японскими якудза, наркокартелями из Латинской Америки и просто уличными гангстерами. Но это не только криминальный роман. Это история человека у самых вершин власти, стремящегося к свободе любой ценой.
Весь Лондон готовится к приему в американском посольстве в День независимости Соединенных Штатов. Звезды культуры, политики и бизнеса по обе стороны океана соберутся 4 июля на торжество в резиденции посла Уинфилд-Хауз. Этот день собираются отметить и исламские террористы. Об опасности начинает догадываться полковник из армейской разведки, отвечающий за безопасность посольства. Но времени остается слишком мало…В романе «Посольство» реальные факты мировой геополитики и обаяние лучших флеминговских историй о Джеймсе Бонде.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.