Банк. Том 2 - [85]
— Да за что ж тут в ухо бить-то? Сильнейшее напряжение — усиленная концентрация внимания и все такое прочее… Одиночество — действительно, один, как перст… Груз ответственности… Неизвестность. И страх… Тот еще психологический настрой получается.
— Веселого действительно мало… Тут, кстати, и сам себя так же чувствуешь, только ощущения наверняка в разы слабее, да и страха особого нет. Хотя… и он тоже есть, ну как проблема выплывет наружу… А у Вас-то страх почему был — с дипломатическим паспортом ведь ходили?
— Эх, Николай… Бьют ведь, сами же говорите, совсем не по паспорту. А еще ведь и вообще пропасть бесследно можно, мало ли что случится… Вы могли, даже если бы наши и стали искать, просто ответить, что такого не видели, и весь сказ… Стареешь, вообще, от этого. Чего смеетесь-то?
— Эх, Питер, Вам ли жаловаться на старение… Сейчас абсолютно любой русский моего возраста по ощущениям прожил лет сто тридцать, не меньше!
— Это еще почему?
— Если бы Вы пережили, для начала, четырех генсеков и трех президентов, изменения цен и курсов валют на порядки, минимум пять, а то и больше, типов банкнот, многие из которых вообще не лезли в карманы, а уж типов монет и не упомнишь сколько… Не говоря уже о всем прочем. Вот тогда бы поняли. Ведь за каждой этой сменой — серьезнейшие, а порой и коренные изменения политического и экономического курса… Да еще и прочие приключения были, когда в Москве порохом пахло.
— Девяносто первый?
— Да он на фоне девяносто третьего вообще, как пневматический тир по сравнению с боем… Не смотрится совершенно. А если закончить о возрасте, то, как бы сказать… Правильнее его мерить не столько биологическим возрастом, а тем, сколько нервных событий в этот возраст уместилось. А у нас их жизни на три-четыре хватит…
— Понятно… Да, в этом плане до вас мне действительно далеко. А второй вопрос какой?
— Как Вы к своему полному однофамильцу относитесь? Который сейчас в Новой Зеландии.
— Вот тут, Коля, ты очень даже рисковал схлопотать по роже!!!
— Неужто Вас так всеобщее внимание раздражает?
— Гм… пожалуй, не без этого, это от прошлой жизни действительно сильно въелось.
— Я, вообще-то, могу с Вами поспорить на десятку долларов, что Вам его произведение в определенной обработке даже понравится.
— ЧЕГО!???
— Есть у нас, ну… сложно назвать даже его конкретную профессию, он и переводчик и публицист местами, да еще и много кто… Зовут его по-простому Гоблином, он занимается и тем, что переводит фильмы. Причем он, по-моему, единственный, кто переводит их адекватно, остальные — додумывают, местами так, что хоть стой, хоть падай. Например, хоть это и не в фильме было, но… как бы лично Вы перевели слово overmind?
— Ну, что-то вроде сверхразум…
— Держитесь крепче, настоящие «знатоки» перевели его, как надмозг…
Джексон заржал так, что Николаю пришлось дождаться, пока он отсмеется.
— Вы серьезно?
— Ну, если не верите, так погуглите сами в Интернете, у него заметка на сайте так и называется «надмозги за работой».
— Почитаю непременно! А какое это отношение имеет к фильму?
— Да очень простое. Сам фильм получился очень торжественно-пафосным и он… Ну, сложно сказать, почему именно он решил это сделать, чужая душа потемки. Скорее всего, решил приколоться над всеми — и над горе-переводчиками и над создателями фильма, да и над фанатами Властелина колец одновременно и составил к этому фильму чрезвычайно специфический русский звуковой ряд, который имеет к Толкиену очень опосредованное отношение. Но при этом, как он это называет, смешной перевод совершенно связный и в самом деле очень смешной. Однако, это перевод, понятный по смыслу только русским, но у Вас проблем с его пониманием точно не возникнет. Там, правда, эльфы временами по-узбекски лаются, но в остальном все должно быть ясно.
— Эльфы по узбекски… — ха! Заинтриговали… Как бы этот… смешной перевод найти?
— Ну, давайте я Вам на torrents.ru покажу…
Глава 91
Джескон, запомнив сайт со строкой поиска, попрощался с Николаем и смотался, а сам Николай сделал попытку доспать. Как это ни странно, она даже оказалась успешной. Он проснулся от поставленного а сотовом будильника на половину девятого, за полчаса до окончания халявного завтрака и живо спустился вниз, чтобы его не упустить. Позавтракав, Николай, скорее, для очистки совести, было подумал о том, дожидаться ли звонка шефа в гостинице или погулять по Парижу. Он быстро решил, что Джексон и сам найдет его, если понадобится, спустился в метро и направился к собору, воспетому Виктором Гюго.
Тем временем начальник Николая совсем не гулял… Он позвонил тому, над кем он начальствовал около полутора десятков лет.
— Миша! С наступившим тебя Новым годом!
— Соответственно! Что-то говоришь ты как-то напряженно…
— Да есть разговор не совсем телефонный.
— Ну, хоть намекни, что-ли…
— Помнишь очень интересного гостя, который осенью приезжал и сильно Вас хороводил? Ну, твоего старинного знакомого? Да и моего, кстати, тоже…
— Забудешь тут!
— Так вот, его нынешнее начальство может его вновь послать к нам. Он, по своим каналам, через Николая, на меня вышел и даже вежливо предупредил.
Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…
Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.
Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.