Банк, хранящий смерть - [89]

— А у этого общества есть название, мистер Брук?

— Да, Пауэрскорт, конечно. Но, будь я проклят, если я его помню. Однако я вспомню.

Колокола пробили двенадцать, их звук отозвался эхом во дворах и аркадах и затих за рекой. Старик зашаркал к большому застекленному шкафу.

— Шерри, Пауэрскорт? Самого лучшего в колледже? Вино кончилось: проклятый директор сократил деньги на пополнение подвалов.

Пауэрскорт принял стакан, это оказался самый сухой шерри, который он когда-либо пробовал. Он вспомнил, что напиток, которым угощали кембриджские профессора, всегда был таким сухим, что, казалось, царапал нёбо.

— Останетесь обедать? — спросил Брук. — Без сомнения, вам найдется место за нашим столом. Правда, еда ныне паршивая, хотя директор и утверждает, что на нее уходит слишком много денег. Теперь у нас кормят не лучше, чем в какой-нибудь дурацкой школе.

Пауэрскорт решил вернуть разговор назад к Берлину.

— А какого сорта немецким националистом был сам фон Трайтчке, мистер Брук? Он что, хотел завоевать Россию или проглотить Австро-Венгерскую империю?

— Извините, — спохватился старик, наливая по второму бокалу шерри. Рука его немного дрожала, так что несколько капель упали на старые номера «Таймс». — Мне следовало объяснить вам все с самого начала. Он не хотел завоевывать Россию, наоборот — хотел с ней дружить. И с Веной тоже. Считал, что пусть уж лучше австрийцы разбираются со всеми этими балканскими народами, а Германия не ввязывается. — Гэвин Брук подался чуть вперед и уставился на Пауэрскорта как какая-то мудрая птица. — Для фон Трайтчке существовал только один враг — Англия. Англия со всеми ее колониями, ее торговлей, флотом и высокомерием. Он говорил, он проповедовал, что лишь когда у Германии будет флот, способный сразиться с британским, она сможет помышлять о возвращении своего былого могущества. Думаю, он люто ненавидел англичан, этот фон Трайтчке.

Пауэрскорт допил шерри и объявил, что ему пора возвращаться в Лондон. Гэвин Брукс проводил его вниз. Опираясь на палку, он доковылял до будки привратника.

— Надеюсь, я вам немного помог, Пауэрскорт. Расскажите мне, чем все закончится, хорошо?

Пауэрскорт тепло пожал руку старого учителя.

— Я вам очень благодарен, мистер Брук, вы сообщили мне бесценные сведения.

Шагая по старинным мостовым, по которым, держась за руки, прогуливались молодые люди, он вдруг услышал крик у себя за спиной.

— Пауэрскорт! Пауэрскорт! — Старик, хромая, изо всех сил спешил за ним следом. Догнав его, он выкрикнул: — Я только что вспомнил.

Пауэрскорт остановился.

— Я вспомнил название тайного общества, — запыхавшись, выпалил Брук. — Они назвали его по имени какого-то дурацкого марша, который фон Трайтчке сочинил много лет назад — «Песнь черного орла». А заправляет там всем человек по имени Шолл, Гельмут Шолл. Он служит у адмирала Тирпица.

Старик никак не мог отдышаться.

— Тирпиц? — переспросил Пауэрскорт. — Уж не тот ли самый, который хочет создать германский флот?

— Совершенно верно, Пауэрскорт, — кивнул Гэвин Брук. — Я всегда считал, что у вас есть способности к истории.

Сидя в поезде, уносившем его назад в Лондон, Пауэрскорт размышлял о Чарлзе Харрисоне. Во время службы в армии Пауэрскорту не раз приходилось встречать людей, потерявших близких, — для них армия и родной полк становились не только работой, но и заменяли семью. Не стало ли для Чарлза Харрисона, воспитанника университета, где преподавал фон Трайтчке и чьи лекции тот несомненно посещал, немецкое тайное общество заменой семьи, которой у него никогда не было? Общество, посвятившее себя возвеличиванию Германии и питавшее столь лютую ненависть к Англии.

Когда поезд въехал в пригороды Лондона, Пауэрскорт вспомнил о письмах, которые нашел в Блэкуотере. И о статьях о крахе Банка Барингов, случившемся семь лет назад.

25

Было почти четыре, когда Софи Вильямс добралась до Сити. Днем она еще раз заходила к матери Ричарда. Нет, он так и не вернулся. Возможно, его уже нет в живых, вздыхала миссис Мартин, утирая глаза.

Чипсайд — банк именно здесь. Как-то в воскресенье Ричард повел Софи на прогулку по Сити, тогда в полуденные часы здесь было безлюдно: тихие улицы, закрытые кофейни. Девушка собралась с духом перед вступлением в чужой мир и решительно обратилась к швейцару, стоявшему у входа в Банк Харрисонов.

— Извините за беспокойство, не могла бы я поговорить с мистером Ричардом Мартином?

Швейцар мрачно посмотрел на девушку. Вроде она не похожа на этих грубых юнцов-посыльных, подумал он, на всех этих уличных шутников.

— Он здесь работает, — добавила Софи и покосилась на охранника, стоявшего в холле банка.

— Он работал здесь, мисс. До вчерашнего дня. Но на этой неделе мы его не видели, ни вчера, ни сегодня. Подумали, может, заболел. Он что, прихворнул, верно?

На лице швейцара вдруг появилось озабоченное выражение. Ричард Мартин, несмотря на молодость, пользовался уважением. Он всегда был вежлив с швейцарами и не напускал на себя важность, как иные самонадеянные молодчики: только-только со школьной скамьи, а уже нос задирают.

— Я не знаю, болен он или нет, — призналась Софи. — Мы думали, что он задержался по делам в банке и остался тут на ночь.