Бангкокская татуировка - [25]

— У меня есть ключ. — Не глядя на меня, он принялся рыться в карманах.

— Не здесь, Мустафа. — Я завел его в кафе, заказал «Севен-ап», а он выпил воды. Парень чувствовал себя неуютно, хотя в кафе не подавали спиртных напитков. Думаю, он чувствовал бы себя точно так же в любом окружении, которое задумано, чтобы стимулировать духовную близость присутствующих. Я видел это в мучительно расплывчатых и ускользающих мысленных образах из давних столетий: даже в те времена он был наделен такой же целеустремленностью, которая является формой ограниченности мышления. Для него и тогда, и теперь буддизм оказался непомерно утонченной религией. Божественная мудрость Сиддхаратхи Гаутамы Будды подразумевает, что любое желание — это греховное извращение, даже желание приблизиться к Богу. Мустафа же — одна из тех страстных натур, созданных для ислама — религии воителей.

— Расслабьтесь, — предложил я ему. — Раскройте свой мозг. Мне необходима информация.

— Какая информация? — испугался и насторожился он. Для Мустафы наша встреча была ограничена понятиями начала, середины и конца. Он представить себе не мог, насколько это по-западному таким странным образом суживать реальность.

— Как насчет адреса?

Он моргнул.

— Я собирался его показать, но вы привели меня сюда.

— Хорошо. Через минуту покажете, где жил мистер Митч Тернер, — это будущее. Но давайте задержимся в настоящем. Вам разве здесь не нравится?

Мустафа огляделся и пожал плечами:

— Кафе как кафе.

Мне никак не удавалось пробиться внутрь его железного черепа. Но когда-то я был его учителем, и он любил меня с той же свирепостью и слепотой.

— Мустафа, — начал я, — позвольте кое-что сказать: вы великолепно делаете свое дело. Даже в таком маленьком городе, как этот, не так легко следить за человеком и поминутно знать, где он находится. Ваши люди сели мне на хвост с того самого момента, как я прилетел в аэропорт. Но заметил это лишь недавно, когда один из них стал говорить по мобильному телефону. Догадка, оказавшаяся верной.

— И что из того? Моему отцу необходимо знать, что происходит в каждый момент времени. Я упомянул об этом еще в Крунгтепе. Это его сеть, а не моя. Отец учит… — Он умолк, испугавшись, что сказал слишком много.

— Так чему вас учит отец?

— Говорит, что в современном мире никто так не подвержен опасностям, как умеренный мусульманин. Фанатики нас ненавидят, считая еретиками и трусами. На Запале не любят — из-за нашей приверженности морали, там давным-давно утерянной. Многие фаранги, особенно в Америке, обращаются в нашу веру. Мне необходимо защищать отца.

— И вы руководите сетью, которую создал он?

— Да.

— Следовательно, должны знать о Митче Тернере больше всех остальных на земле. По крайней мере о том Митче Тернере, который в течение скольких-то месяцев жил в Сонгай-Колоке.

— Больше восьми месяцев. — Мустафа посмотрел мне в глаза и позволил себе некое подобие ухмылки. — Восемь месяцев и две недели.

— И все это время ваши люди ходили за ним, куда бы он ни направился?

— Мой отец объяснил вам, что мы старались сохранить ему жизнь. Это можно было сделать единственным способом — не сводить с него глаз.

— Он догадывался, что за ним следят?

Мустафа мотнул головой:

— Нет. Тернер был очень глуп. — Мусульманин взглянул на меня в упор и поправился: — Я употребил неверное слово: он был типичным фарангом — заблудшим, сбитым с толку, мечущимся в тысячу сторон, словно его обуревает демоны. Блуждал в собственном сознании и почти не замечал происходящего вокруг. Я мог бы послать за ним десяток людей, построив в шеренгу, — он бы все равно ничего не заподозрил. Фаранг до мозга костей, этот человек считал, будто шпионит он один. Американец деградировал в течение месяца. Время от времени к нему из Бангкока наезжала шлюха. Он употреблял наркотики. Шел по дурной дорожке, а решил, что находится на пути к Богу. В этот период Тернер как-то пришел повидаться с моим отцом. Это был всего лишь психоз. Почему белые вообразили, что Богу угодны ненормальные? Аллах любит железных мужчин.

— Шлюха? Вы знаете, кто она такая?

— Нет. Она ни разу не задерживалась настолько, чтобы нам удалось выяснить.

— Вы ее сфотографировали?

— Нет.

— Почему?

— Не было необходимости. Тернер хранил в своей квартире ее снимок. Если бы вы не настояли завернуть в кафе, теперь смотрели бы на ее лицо.

«О, Мустафа! — захотелось воскликнуть мне. — Как это знакомо!»

— Вы регулярно обыскивали его жилище?

— Не то чтобы регулярно… — Мой вопрос его немного смутил.

— Мустафа, — начал я. Он посмотрел мне в глаза. — Если вы хотите, чтобы я провел полноценное расследование и подготовил убедительный отчет, вы должны рассказать все.

Он ответил неохотно:

— Один из наших консультантов по электронике с той стороны границы снабдил нас специальным устройством, которое считывало и записывало удары по клавиатуре его компьютера. Разумеется, нам пришлось проникнуть в его квартиру, чтобы его установить, а затем еще раз — чтобы забрать.

Едва сдержал улыбку и немного расслабился, когда заметил след усмешки на лице Мустафы. Но он тут же взял себя в руки. Я состроил восхищенную мину:

— Устройство начинало регистрировать самые первые удары по клавишам, когда Тернер входил в Интернет. Другими словами, его пароль доступа. Вот почему вы не могли оставить устройство в квартире. Удалось проникнуть в базу данных ЦРУ?