Банджо-блюз - [43]

Митос шевельнул головой, и мягкие волосы Аманды пощекотали ему ухо. Он вдохнул их милый воробьиный аромат и скосил глаза в другую сторону. Рассмотрел чёрные длинные пряди, разметавшиеся по его коже. Мак спал, уткнувшись лбом в его плечо.

Минуту или две он просто лежал, глядя в потолок. Он пытался разделить в памяти ощущения от касания губ Аманды и Дункана. И не мог. И это, безусловно, требовало дополнительных, очень тщательных исследований.

Митос попробовал вытащить занемевшую руку из-под тяжёлого корпуса Мака, и тут что-то пронзительно дзынькнуло. Он привстал, чтобы обнаружить источник неприятного звука, но две руки, мирно лежавшие поперёк груди, внезапно активизировались и вдавили его обратно в подушку.

– Твоя очередь, – пробормотала Аманда. При этом тёплый лёгкий ветерок прошёлся по шее Старейшего.

Маклауд угукнул, вывернулся и зашарил свободной рукой по полу за пределами кровати. Что-то покатилось с глухим стуком.

– У меня пусто, детка.

Аманда повторила его манёвр.

– У меня – тоже. Всё?!

Они синхронно подскочили и уставились друг на друга мутными спросонья глазами. Митос с огромным удовольствием следил за представлением.

– Можете отпускать, – сказал он насмешливо. – Буянить я больше не намерен, так и быть.

– Очухался, значит, – буркнул Мак.

Он усадил Митоса рывком за плечо, перекинул через его голову их с Амандой связанные руки и рухнул плашмя, увлекая за собой несопротивляющуюся подругу.

– Ванная – налево, кухня – вниз и прямо, – зевнула она. – Нас не трогать часов восемь.

– Десять, – поправил Мак.

Намеченные исследования откладывались, но Митос не очень расстроился. Возможно, это и к лучшему: есть время разобраться в мешанине своих и чужих эмоций, чувственных ощущений и порывов.

Он подобрал розовый махровый халат и кое-как натянул на себя. Не то, чтобы Старейший стеснялся своей наготы (в последний раз такое случилось ещё в дохристианскую эпоху)… И уж точно не боялся смутить друзей (они побили все рекорды, рассмотрев его не только без одежды, но и без кожи), но одетому как-то привычнее. Ценность привычек особенно заметна через пять тысяч лет.

– Но за обещанным поцелуем я вернусь, – сказал он в дверях. Митос был уверен, что его уже не слышат, но ошибся.

– Я ничего не обещал! – возмутился Дункан, не открывая глаз.

– Клянусь выкупить все твои векселя, – мурлыкнула Аманда и вяло похлопала Маклауда по бедру.

Старейший подождал ещё немного, но тишину нарушало только дыхание спящих. Они лежали, втиснувшись друг в друга, словно там, в сжимаемом между ними космосе, ещё присутствовал некто, кого нужно согреть любой ценой.

– Салаги, – прошептал Митос, улыбаясь против воли. Он взъерошил отросшие за два месяца волосы, махнул рукой и вышел.

– Где был, чего видел?

Традиционное приветствие наблюдателей. И отзыв тоже традиционный:

– Был далеко, видел разное. Сам бы не вернулся. Спасибо, Джо. Идея ведь была твоя?

Доусон отложил газету и полез в Амандин холодильник.

– Да. И я решил не уходить далеко, чтобы Маку не пришлось долго бегать, когда он решит оторвать мне голову.

Митос в два глотка осушил предложенную чашку молока.

– Не оторвёт. Он – сообразительный мальчик. А у меня есть два вопроса. Первый – нафига столько лакрицы?

Джо сердито засопел и развёл руками.

– А как же? Целебное зелье должно вонять до небес, иначе какое же оно целебное? А другой эссенции у меня не нашлось. И вообще, скажи спасибо, что я туда сахара набросал, а не соли.

– Спасибо, благодетель. Век не забуду. И второй вопрос. Как ты догадался, что я попросту сбежал?

Блюзмен немного помялся, но решительно вскинул глаза и ответил:

– Чего там догадываться. На твоём месте я попытался бы сделать то же самое, то есть драпануть от такой любви, бросая обозы и боеприпасы. Я не нашёл слов для ребят, чтобы объяснить: подобное – только подобным, но – настоящим. Аманда и Дункан блестяще выиграли бой, потому что просто поверили. Они же любят и меня, старого лжеца. А я… прикрылся крашеной водичкой. Дезертировал, удрал, побоялся испортить. Я ведь так и не смог до конца поверить сам себе.

Митос накрыл ладонью плечо Доусона. Мотнул головой, чтобы прогнать непрошеных призраков из памяти.

– Ты подобрал самое правильное противоядие, – сказал он. – А бегство… Дезертиры дольше живут, Джо. Я проверял.

Catold Это просто Фицкерн

– Мадам, с вашей стороны это будет грандиозной ошибкой. Из-за таких ошибок гибнут города, мадам. И я берусь в кратчайшие сроки объяснить всю глубину ваших заблуждений. Если вы, конечно, перестанете размахивать карабелой возле моего носа. Кстати, ваша сабля похожа на вас. Те же изгибы, изящество и лёгкость. Но, пожалуй, блеск ваших дивных очей – острее. Эпс! Конечно, я верю вам на слово! О чём речь! Я не ставлю под сомнение, о сиятельная сеньорита, что ваш клинок без замаха отрежет мне ухо. Но эффектнее будет на этом батистовом платке… О! Теперь у меня есть два платка. Моё сердце пронзено точно так же! Я не охотник за головами, я – поклонник красоты… В данном случае – ваш поклонник, ибо вы прекрасны, как бутон розы. И ваши шипы так же ранят. Позвольте… да, я так и знал, я не мог не угадать… Ваша кожа нежнее розовых лепестков. Гораздо нежнее. И аромат… Вы ведь не пользуетесь, моя донна, духами, верно? Я не люблю, признаться, если сводящий с ума запах женственности заливают мускусом или амброй. Да и от розового масла я не в восторге. Зато, миледи, я в восторге от вас. Я – у ваших ног. Я бросаю меч, ибо побеждён. Зачем, скажите, мне нужна ваша голова, если у вас такой бюст?! Ай! Вы меня неверно поняли! Это чистая эстетика! Если слегка ослабить шнуровку корсажа… Разрешите, мне отсюда удобнее… да, благодарю вас, любезная донна… Эти белоснежные холмы, увенчанные крупными вишнями сосков, способны погубить любого настоящего мужчину. И он будет счастлив погибнуть, приникнув губами… Ой! У вас тяжёлая рука, сударыня, но для меня эта плюха – как орден Подвязки. Да, именно этой подвязки. Мне с земли отлично видно. Это просто чудо! А теперь, когда вы поставили мне на грудь вашу восхитительную, будто резцом Фидия изваянную ножку, видно ещё лучше. Позвольте туфельку… да, именно так! Даже самая лучшая обувь не сделает изящнее крутой подъём вашей стопы, такой миниатюрной, что я могу полностью укрыть её в своих ладонях. Каждый пальчик – как жемчужина. Я сосчитаю их все, моя госпожа. Вы улыбаетесь, вы больше не сердитесь, и я счастлив! Идите же ко мне, я хочу купаться в сиянии ваших сапфировых глаз. Тонуть в их морской глубине…