Банджо-блюз - [24]

Маклауд уже понял, к чему все шло. Но, чувствуя, насколько тяжело дается Катперсу этот разговор, не перебивал.

– И вот недавно я встретил одного знакомого. И он рассказал, что лет пятьдесят назад видел женщину, похожую на Эву. И слышал, будто бы она попала в психиатрическую клинику. Здесь, в Сикувере. Не слишком надеясь на успех, я поднял документы. И похолодел: в 1963 году в сикуверской психиатрической клинике произошел пожар, унесший жизни более чем половины пациентов. А женщина с такими же именем и фамилией числилась в списке погибших пациентов. Но тело, Маклауд! Тело так и не нашли.

Тони выдохнул и обмяк, словно из него резко выдернули стержень.

– И ты считаешь, – медленно проговорил Дункан, – что она может быть все еще там.

Катперс промолчал, но ответ был очевиден.

– Ты приехал сюда, чтобы проверить это. И спасти Эву, если все действительно так.

– Верно, Маклауд, все верно. Вот только… я трус! Даже ради любимой девушки я не могу это сделать. Просто не могу! Я ездил туда сегодня. Был там,  совсем близко! Но так и не смог заставить себя хотя бы зайти за ограждения, – огорченно рыкнув, Тони дернул себя за прядь волос.

– Но почему? – Дункан действительно не понимал, в чем дело.

– Потому что, – Тони поднял на него взгляд – глаза казались потемневшими, – после первой смерти несколько лет я провел в Бедламе.

Англия, Лондон, 1644 год

…Старая Мэри снова пела. В редкие минуты, когда к ней возвращался разум, она говорила, что это колыбельные для ее малюток. Тони не знал насчет детей, но сам он уснуть под этот пугающий заунывный вой не мог. Звуки были негромкими, но пробирали до самых костей.

Иногда Тони хотелось, чтобы кто-нибудь сунул Мэри в рот кляп. Иногда Тони стыдился таких своих мыслей. А иногда Тони вообще казалось, что он один из тех «малюток», которым поет Мэри. Тогда ему хотелось кричать.

Бетлемский королевский госпиталь жил своей размеренной жизнью. Первый год в Бедламе Тони провел как в тумане – он знал, что совершенно нормален, что ему здесь не место. Сначала он пытался говорить об этом, потом – вопить. Попробовал даже совершить побег. Но все это привело лишь к тому, что его посадили на цепь.

Еда в госпитале была скудной и редкой. Никто не стремился кормить душевнобольных досыта. Не мрут с голоду – и ладно... Вот только это было не так. Умирали в Бедламе в основном от голода. Даже от лечения гибли реже. Тони умирал несколько раз – он сам точно не знал сколько. Полно, да он даже понял, что умирал – много позже. А тогда о своем бессмертии он и не подозревал.

Однажды цепи понадобились для другого пациента. А Тони выглядел достаточно смирным – этот урок он усвоил. Так он обрел относительную свободу. И – возможность более тщательно спланировать побег.

Второй год дался ему сложнее – слишком много было шума вокруг, слишком много голосов. Слишком много душевнобольных было собрано в одном месте и фактически предоставлено самим себе. Тони чувствовал, что сам начинает сходить с ума. Не один раз он ловил себя на том, что говорит вслух, да сам же себе и отвечает. А однажды он ни с того ни с сего расхохотался и не мог остановиться несколько часов – до тех пор, пока его не ударили в живот.

И лишь в начале третьего года Тони повезло. Старая Мэри умерла.

Обычно трупы забирали довольно быстро. Не потому, что заботились о пациентах. А потому, что за свежие тела в анатомическом театре платили больше. Но в тот самый день Тони улыбнулась удача. В Бедлам привезли целую семью, что была не в себе. Все – и врачи, и пациенты – были заняты встречей новых жильцов. А те, кто не был, не интересовались вообще ничем. Пусть ненадолго, но тело осталось без присмотра.

Старая Мэри еще не успела остыть. Поэтому переодеть ее – и переодеться самому – было несложно. Перепроверять никто ничего не стал – и Тони наконец-то оказался на свободе!

А из анатомического театра сбежать оказалось куда проще – кто же будет следить за трупами?

Вот только страх --  глубокий, сильный --  перед больницами (особенно, психиатрическими) остался с Тони на всю жизнь…

* * *

Дункан медленно кивнул. Да, теперь было ясно, почему старая психиатрическая клиника Сикувера внушала Тони ужас.

– Я могу сам пойти туда и все проверить, – предложил другу Маклауд. В конце концов, если там есть бессмертный, он почувствует.

Катперс вскинул голову и с надеждой посмотрел на Дункана.

– Маклауд, ты это серьезно? – и, прочитав во взгляде горца ответ на свой вопрос, облизал губы и поспешно заявил: – Я с тобой! Я… если кто-нибудь будет рядом – я смогу. Точно смогу!

Дункан поднялся на ноги и протянул Катперсу руку. Тот ухватился за нее и тоже встал.

– Тогда предлагаю идти сегодня ночью, – сказал Маклауд.

Тони кивнул:

– Если ее там нет, я уже завтра утром исчезну. Спасибо тебе, Мак.

Дункан лишь улыбнулся и ободряюще сжал руку Тони.

Сборы были недолгими – ужин и то занял больше времени. Обмануть парня, зачем-то караулившего внизу, также оказалось несложно. Фокус был в том, что машину Маклауд днем припарковал за углом, и с места, откуда велось наблюдение, она не просматривалась. Как и черный ход.

Так что… никем – кроме, как подозревал Дункан, наблюдателей – не замеченные, они подъехали к зданию сикуверской психиатрической клиники незадолго до полуночи.