Бандитский Петербург - [13]

Одним из последних заметных событий в жизни преступного мира дореволюционного Петербурга стал разгром полицией в 1913 году шайки Мовши Пинхусовича Шифа – владельца ювелирного магазина, располагавшегося на Петроградской стороне по адресу Сытнинская, дом 9. Почтенный ювелир Шиф организовал вокруг себя шайку «громил» и «домушников» человек в 30, у которых скупал за бесценок краденое. Мовша Пинхусович давал своим «подчиненным» воровской инструмент, планы квартир и подробные инструкции для проведения краж. «Правой рукой» был его приказчик Ноэм Горель. «Спалился» Мовша Пинхусович глупо, как это обычно и бывает, – его выдал один из «обидевшихся» мелких перекупщиков. На квартире Шифа, где после удачных дел происходил дележ добычи и грандиозные попойки, полиция устроила засаду и задержала 13 воров – никто из них при задержании сопротивления не оказал, тогда это было как-то не принято.

В те далекие годы преступный мир и полиция относились друг к другу, как правило, с уважением (бывали, конечно, всякие казусы – типа такого, например, – некий вор Руздижан зашел однажды в кабинет к приставу попросить о продлении паспорта, а уходя, прихватил с собой шкатулочку с семью тысячами казенных денег) и «беспредела» друг другу не устраивали – преступники занимались своим ремеслом, полиция – своим. И мало кто тогда мог предположить, что буквально через несколько лет в Петербурге начнется настоящая кровавая вакханалия сорвавшегося с цепи бандитизма…

Ноябрь 1995 – февраль 1996 г.

Часть вторая. Рожденные революцией

Революционный кошмар 1917 года способствовал чудовищному росту преступности, – ничего удивительного в этом не было, в эпоху смут и социально-политических потрясений на поверхность всплывает столько грязной пены, что автоматически возникает объективная ситуация наибольшего благоприятствования для преступной среды.

Непредвзято, спокойно, со свободных от идеологии позиций, криминогенная обстановка того времени практически не изучена до сих пор, и тому есть весьма понятные объяснения.

Во-первых, и после февральской революции, и после Октябрьской последовали массовые амнистии, причем свободу получали как «политические», так и уголовники. Советская власть, например, достаточно долго полагала, что уголовники с дореволюционным стажем – это меньшие враги, чем контрреволюционеры, или вообще не враги, а «социально близкие», «социальные попутчики» на дороге в светлое будущее. Дело в том, что еще до 1917 года политическое и уголовное подполье России постоянно пересекались и даже помогали друг другу. Стоит вспомнить хотя бы такой пикантный факт: часть бюджета большевиков составили деньги, добытые «эксами» – т.е. банальными грабежами и разбоями. Разные нелегальные партии активно контачили и с контрабандистами. Наконец, в тюрьмах и ссылках политические сидели бок о бок с уголовниками, поэтому поток взаимомиграций был, конечно, неизбежен. Во-вторых, в революционном угаре было уничтожено много полицейских архивов. Удивляться этому обстоятельству тоже не стоит – часто офицеры уголовной полиции, не занимаясь специально разработкой политических, получали тем не менее от своей агентуры любопытную информацию компрометирующего характера, в том числе и о тех людях, которые в семнадцатом заняли большие посты – один, скажем, был кокаинистом, другой – пассивным педерастом, третий сам был «на связи» с сыщиками, четвертый участвовал в обмене награбленных денег на валюту… Всю эту «компру» нужно было как-то срочно уничтожить, поэтому были сынициированы вспышки «народного гнева», от которых загорались полицейские участки, и в благородном очистительном пламени исчезали, порой навсегда, имена, клички, судимости…

Уголовный мир раскололся – часть его (малая) действительно пошла на службу советской власти, другие же просто поняли, что пришел их час. Человеческая жизнь в Питере 17-го – начала 18-го года стоила сущие пустяки, преступная элита, специализирующаяся на сложных аферах, покидала город, а главными уголовными «темами» стали уличные разбои и «самочинки» – самочинные обыски, производимые у зажиточных людей под прикрытием настоящих или, чаще, липовых чекистских удостоверений. («Тема» эта будет жить долго. Самочинные обыски в нашем городе были очень популярны в 70-х годах – трясли тех, кто в настоящую милицию потом не обращался, боясь резонных вопросов от ОБХСС – откуда, мол, столько добра-то накопили, граждане потерпевшие… Но в 70-е «самочинки» назывались уже по-другому – «разгонами».)

Вот несколько цитат из одного только номера «Красной газеты» – от 23 февраля 1918 года:

"… В трактир «Зверь» угол Апраксина переулка и Фонтанки явились два неизвестных с самочинным обыском и стали требовать у посетителей денег…

… Вчера по Дегтярной улице, дом 39/41, разгромили магазин Петрова. Похищено товару на 1190 рублей…

… По постановлению комиссии по борьбе с контрреволюцией грабители князь Эболи и Франциска Бритте расстреляны за участие в целом ряде грабежей…

… Из комиссии были отправлены под конвоем: Браун, Алексеев, Корольков, Сержпуховский, задержанные за грабежи под видом обыска. По дороге в тюрьму все они были расстреляны красноармейцами за попытку к бегству…