Бандитские повести - [30]

— Да с какого хрена?! — отвечал я толчком, а тот я, кто наблюдал за мной, чувствовал, что этот толкающий, не прочь бы ударить отца в лицо.

— С такого! — орал он. — В Советские времена двести пятьдесят — огромные деньги. Это всё равно, что сейчас десять тысяч.

— Да не видели мы твоих денег! — снова толкал я отца и отчаянно пытался разглядеть своё лицо, но никак не мог — дымка с меня не спадала, я так и продолжал казаться себе размытым пятном.

— Ты забыл всё, бестолочь! — горячился Лёша. — Я знаешь какие серьги матери твоей покупал?! Знаешь, кулоны какие?! Сейчас в таких только жёны богачей ходят.

— Не помню я на ней никаких кулонов! Врёшь ты всё! Я по три года в одних штанах и рубашке ходил — вот это помню.

— Да после меня уже значит!

Мы обхватили друг друга за бока и стали бороться. Тошнота во мне усиливалась, я чувствовал сильную головную боль и одновременно понимал, что голова у меня болеть не может, что я сбоку, что я наблюдатель.

Подмороженная тропинка была скользкой и неприветливой — Лёша поскользнулся и потянул меня за собой. Мы повалились на землю и принялись кататься по почерневшему жёсткому снегу и проглядывающим из-под него островкам смёрзшейся коричневой земли. Я тыкал кулаком отца в живот, он тянулся к моему горлу.

— Сама она виновата! — брызгал он слюной. — Она бы год потерпела — и мне квартиру бы дали.

— Ничего тебе не давали, ты пятьдесят работ сменил! — уворачивался я от его ладони.

— А тогда давали. Всё уже, вот-вот оставалось, немного. Двухкомнатную.

— Ты сам сбежал от нас!

— Неправда! Я от её нервозности ушёл, от давления постоянного, — он подмял меня под себя и возвышался теперь надо мной своим перекошенным лицом и меховой шапкой.

— Ты просто жизни лёгкой хотел. И денег не присылал ни разу.

— А на чьи алименты ты рос, щенок?! На дяди Петины что ли? — Лёша почти сжимал моё горло.

— Да сколько их там было? Пятнадцать рублей, да двадцать, — я извернулся, выскочил из-под отцовского тела и попытался взобраться на него. Опереться было не на что, рука скользила, мне так и не удалось осуществить свой манёвр.

— Ну двадцать пять процентов! Мне потом меньше платили, на других работах.

— Да ты просто сволочь! — с силой бил я Лёшу под дых, но кулак мой втыкался в складки его дублёнки и тонул в них. — Козёл драный, сколько у тебя семей таких было? А детей?

— Сопляк неблагодарный! — громыхал отец. — Я тебя, паразита, на свет произвёл, ты благодарить меня должен.

А затем пелена так же резко спала. Тот я, который сбоку, вдруг исчез — а возможно вжался в меня телесного — я смотрел на свои ноги, а приподняв покрытые цыпками ладони, взглянул и на них. Лёша открывал двери гаража.

— Заходи, — кивнул он мне.

Мы вошли внутрь ржавого, мрачного и запущенного железного бокса. Чтобы было светло, Лёша оставил дверь открытой.

— Вот она, — кивнул он на прикрытый брезентом автомобиль. — Никогда на новых не ездил, всё на подержанных. Первая нулёвая у меня.

Он сдёрнул с автомобиля брезент и любовно погладил корпус. Машина была как машина — обыкновенная, тёмно-синяя. Я не мог разделить его любовных чувств — я не испытывал к автомобилям никакого интереса и вообще не понимал, почему люди относятся к ним с таким пиететом. При слове «автомобиль» перед моими глазами скорее вставала картина сморщенного железа со сгоревшими в нём людьми, а не машины, лихо и элегантно мчащейся по шоссе.

— Сразу поедем, или винца отхлебнём? — спросил меня Лёша.

— Что за вино? — деловито спросил я.

— Настойка. Домашняя.

— Давай, — пожал я плечами в знак того, что не возражаю.

Лёша достал из кучи каких-то банок, стоявших в углу у стены, одну, оттуда же изъял невообразимо грязный стакан и плеснул в него жидкость, более походившую на машинное масло, чем на настойку.

— Подмёрзла немного, — сказал он. — С кусочками льда.

Я взял стакан и отхлебнул из него немного. Вкус у настойки был ужасный. То ли она перебродила, то ли её смешали с чем-то другим, но в горло она проходила с величайшим трудом. Кусочки льда, оказавшиеся весьма приличных размеров, хрустели на зубах.

— Ну как? — спросил Лёша, забирая у меня стакан.

— Пойдёт, — ответил я.

Он налил себе. Пил медленно, небольшими глотками. За это время я немного прошёлся по гаражу. Был он изрядно захламлён: повсюду валялись какие-то масляные свёртки, инструменты, клочки газет и тканей.

— Ну что, поехали? — посмотрел на меня вопрошающе Лёша.

— Поехали, — согласился я.

Мне давно уже не терпелось закончить нашу встречу.

Он разгрёб несколько ветхих фуфаек и освободил из-под них три неполных мешка с картошкой. Мы взяли один и закинули его в багажник. Лёша закидал оставшиеся мешки телогрейками.

Через десять минут мы остановились у подъезда моей малосемейки.

У скамейки соседнего подъезда толпилось несколько пацанов — местная шпана. Им было лет по семнадцать-восемнадцать. Некоторых из них я знал, например Виталика — ах, что за трогательное имечко! — Немова, он был самым опасным и агрессивным из них. У меня были с ним кое-какие недоразумения, не вполне разрешённые и по сей день, но в общем и целом существование этих юных бандитов касалось меня мало, всё же я был уже несколько староват для них.