Бандитские повести - [27]

— Ну всё, Ань, всё! Ни про траханье, ни про какой секс вообще ни слова больше не скажу. Знал бы, что ты такая обидчивая на эту тему — вообще бы рот на замке держал. Всё. Забыли и проехали. Только не дуйся ты ради бога, как мне грустно делается, когда ты дуться начинаешь!

Я разлил в стаканы по новой. Вино шло замечательно. С лёгкой усмешкой на губах Аня слушала меня и кроткими движениями головы выражала своё отношение к сказанному. Нет, она была не из тех, кто всегда и со всем соглашается.

— А вот здесь тоже интересный поворот, — смотрел я на экран. — Встреча с французскими колонистами. Сцена минут на двадцать! Катер плывёт по мёртвой реке, вокруг только выжженная земля, и вдруг — райский оазис. Женщины в изящных платьях, мужчины в строгих костюмах, еда на серебряных тарелках. И женщина, которая не прочь лечь с главным героем в постель. Удивляют меня такие повороты с женщинами, ну да ладно, раз так задумали авторы, так тому и быть. В каждом фильме с главным героем готова лечь женщина — причём не имеет значение, где происходят события: в городе, в деревне, на необитаемом острове или в пустыне — женщина находится всегда. Что сказать, хорошо быть главным героем и плохо второстепенным.

— А Клина именно здесь хоронят! Мистера Клина, семнадцатилетнего чёрного пацана. В официальной версии его убивают под обстрелом — и всё, он как бы исчезает. А здесь всё рассказывается подробно — вот хоронят, вот кладут сверху флаг.

Я положил голову Ане на колени, она гладила меня по волосам. В другой руке держала стакан с вином. Вино она пить не умела — опрокидывала стакан и выпивала вино как воду. Вот и теперь, с пустым стаканом в руке она ждала, когда я допью своё вино и разолью снова. Сразу я ей не подливал — она могла выпить огромное количество. Что могло с ней в таком случае произойти я не знал, но чувствовал, что добром это не закончится.

Причём я был уверен, что много пить ей нельзя совсем не по болезни, а оттого, что Анина натура была слишком хрупкой и чувственной. Она потому и понравилась мне, что сразу же подкупила своей открытостью, которую мало кто в ней замечал. Впрочем, замечать кроме матери было некому. Но даже она, её мать, как мне казалось, совсем не пыталась разглядеть в Ане что-то большее, чем просто нездоровую девушку.

— Помнишь комедию «Горячие головы»? — спросил я её. — Да помнишь, мы её смотрели как-то вместе… Так вот, там есть эпизод, где пародируется «Апокалипсис сегодня». Чарли Шин — кстати, сын Мартина Шина, капитана Уилларда — плывёт на военном катере по какой-то азиатской речушке и пишет в своём дневнике: «Ад — это невозможность разума». Там эта фраза подана как прикол, как стёб, как издевательство над тяжёлыми внутренними монологами героя «Апокалипсиса», но — чёрт возьми! — какие же глубокие это слова! Я думаю, Коппола с удовольствием включил бы их в свой фильм, если бы додумался до них в процессе съёмок. Ад — это невозможность разума… Глубина и тяжесть этой мысли просто скручивает меня и прибивает к земле. Ад — это невозможность разума… Невозможность разума.

— Ты знаешь, мне всегда, с самого рождения, не хватает разума. Я чувствую себя слепым щенком, который тыкается в стены в надежде найти выход из конуры, но никак не может его отыскать. И ты тоже?! Вот видишь, бывает же такое! А все вокруг говорят: никакого выхода нет, живи и терпи, все в одинаковых условиях, но я же вижу, что это неправда. Это неправда! Я не в одинаковых условиях со многими, да с большинством условия наших жизней существенно отличаются, и даже не в материальной составляющей, а в каких-то кругозорах, в цвете и ясности картинки, в звуках. А играть нас заставляют одинаковые роли.

— Но в разуме ли дело? В разуме ли? Если недостаточно разума — значит вокруг ад? Или это вопиюще субъективная концепция, и ад не снаружи, а внутри? Хорошо, внутри, но должна же тогда в таком случае быть точка равновесия? Мысль, ощущение, состояние, в котором заложено понимание и объяснение. Спасение, быть может. Ты испытывала это ощущение, переживала это состояние, погружалась в эту мысль? И я нет!

— И хочется воскликнуть «Ложь!», и хочется не поверить случайно брошенной в фильме фразе, но в глубине души понимаешь, что всё именно так и есть. Ведь разум, осознание — в нём выход из тупика, в нём бегство от страха, в нём воспарение над собой и окружающим. Но здесь же и новый тупик — потому что тем количеством разума, что тебе отведено, не постичь, не осознать окружающее. Оно пугает своей чернеющей глыбой — оно не познаваемо в принципе, и значит что, значит всё же страх, всё же отчаяние и безвольное ожидание конца?!

— Причина в рефлексии, я понимаю. Просто это физическое состояние, биологическая склонность — одни имеют способность и тягу погружаться в рассуждения, другие успешно их блокируют. И счастливы? Действительно счастливы? Неужели, остановив процесс мыслительного перемалывания самого себя, можно стать спокойным и счастливым? Я не знаю, не пробовал, точнее мне не удавалось, но хочется, страшно хочется узнать, действительно ли это так. Должен же в конце концов найтись способ, чтобы остановить эту клокочущую и пугающую рефлексию. Причём, очень простой способ. Как ты думаешь?