Бандеровка - [2]

Саша пошел провожать Богдану. Вечера еще были прохладные. По спине время от времени пробегал озноб. Саша и Богдана медленно шагали вдоль аллеи к остановке. Темные тени и яркие фонари отсчитывали минуты до расставания. Богдана громко разговаривала и широко размахивала руками. Она чувствовала прилив сил. Саша, наоборот, притих и был задумчив, рассеяно улыбался ее шуткам.

— Давай обменяемся телефонами! — предложил он, когда они подошли к остановке.

— М-м…, — потянула Богдана. — диктуй свой, я запишу — и потом сама перезвоню тебе!

Она широко улыбнулась. Саша зашарил по карманам в поисках телефона, свой киевский номер он еще не запомнил наизусть. Они попрощались, пожав друг другу руки. Подкатил автобус, — и черноволосая девушка, впорхнув в двери, легко, как птичка, укатила куда-то вглубь красивого ночного города.

* * *

В пятницу в шесть вечера Богдана решила прыгнуть с парашютом. Желание пришло внезапно. Она пила кофе в столовой у себя на работе и болтала с одним из редакторов. Он рассказывал ей историю съемки какого-то американского фильма. В одной из сцен герой должен был упасть с огромной высоты. Каскадером был опытный бейсджампер. Он прыгал из самолета, его снимали в свободном падении, — и только приблизившись к земле на критическое расстояние, он раскрывал парашют. О времени, когда пора было дергать за кольцо, ему сообщали по рации. Но возникли проблемы со связью, и каскадер с высоты две тысячи метров врезался в землю. К счастью, он упал в сугроб. Поломал позвоночник и несколько ребер, но остался жив. Зато эпизод был снят и вошел в конечный вариант фильма.

— А про что был фильм?

— Про войну.

— Люблю старые книжки про войну, — сказала Богдана.

Рассказ о безумном полете настолько захватил Богдану, что она тут же нашла контакты аэродрома «Чайка», позвонила и договорилась о прыжке. «Я хочу испытать это чувство свободного падения», — поняла она.

После нескольких дней подготовки она приехала на поле в приятном возбуждении. Сладко тянуло в животе, руки и ноги были, как на шарнирах. «Хочется петь и летать, летать и петь!» Богдана бегала по площадке, кружила других девочек, делала гимнастические упражнения.

— Эй! Скоро мы будем в облаках! Будем лететь, как птицы! Камон! — смеялась она.

Погода была неспокойная. Время от времени набегали тучи, — и начинал дуть ветер. У инструктора в глазах проскальзывали сомнение и тревога. Он долго осматривал снаряжение и парашюты, отдавал последние указания — и ждал, когда облака окончательно уйдут за горизонт.

Богдана прыгнула легко, без колебаний, с веселым гиканьем. Небо подхватило ее своей невесомостью. Внизу открылись зеленые поля, луга, черный город — далеко справа. Богдане показалось, что она зависла в пространстве, — и только потом почувствовала скорость, с которой летела вниз. Она открыла рот, чтобы закричать, и задохнулась от ветра. Страха не было, только бешено билось сердце, и кровь как будто перестала течь, и свернулась в жилах. Богдана откладывала время открытия парашюта до последнего момента. Лететь, как птица! Ничем не связанная, только она — и мир! Земля приближалась, ее раскинутые руки хотели обнять эту планету. Богдана любила людей, никогда она не желала никому зла. Ее жизнь была светлой и ясной, прозрачной, как воздух, в котором она сейчас парила. Она принадлежала к тем немногим людям, которые сумели на долгие годы сохранить детскую радость, искренность и непосредственность.

Богдана раскрыла свой парашют поздно, его рвануло ветром, и удар о землю был сильным. Ее длинные тонкие кости не выдержали. Богдана сломала ногу. Она слышала, как хрустнула кость, тотчас внезапная боль пронзила ее до самой макушки. Ноги подкосились, и она рухнула на землю. Богдана лежала под ясным небом с редкими белыми облаками и старалась не двигаться. Разноцветные парашюты медленно опускались где-то далеко от нее. Мокрая от утренней росы трава лезла в лицо. Дикая боль пульсировала, казалось, во всем теле. Богдана сжимала зубы, чтобы не стонать. «Глубокий вдох, выдох! Нужно подумать о чем-то отвлеченном». Богдана представила, что она раненый на войне солдат. Она выполняла боевое задание, и ее подстрелили. И вот теперь, как в книгах о Великой Отечественной войне, истекая кровью, она лежит на холодной земле, и ей остается только ждать, когда за ней придут. Она была спокойна, потому что знала, что придут за ней свои. «Как это: хотеть убить врага? — думала она. — А если бы он подошел сейчас и наставил на меня оружие? Но как можно хотеть смерти, когда такое яркое солнце и так пахнет весенняя трава? Как цивилизованное человечество могло быть так ослеплено, чтоб устраивать мировые войны? Семьдесят лет назад на этой земле проливалась кровь… Я вот так лежала бы, и мне так же было бы больно. Но бред, — какой все-таки бред!»

Богдана услышала крики бегущих к ней людей:

— Как ты? Главное, не шевелись! Что случилось?

— Нога, — простонала она. — Я сломала ногу!

* * *

Через несколько часов она уже была дома с гипсом до колена. Врач сказал, что носить его нужно как минимум месяц, а может, и больше, — смотря, как нога срастаться будет. Такого длинного отпуска у Богданы не было никогда. Чем занять внезапно появившееся свободное время? Она придвинула табуретку к дивану, забросила на нее ноющую ногу и щелкнула пультом телевизора. На экране появились знакомые лица телеведущих. Шла развлекательная передача, где команда женщин и команда мужчин соревновались в эрудированности. Им всем было очень весело. Богдана посмотрела немного и заскучала. Ей не нравилось быть зрителем.