Банда слепых и трое на костылях - [5]

— А гречку, пожалуй, сожру, — прорычал Впальтохин после напряженного молчания. Всегда жрать хочу, когда нервный. Ты будешь?

— Нет, я когда нервничаю, не ем. Подожди, а если там яд?

— Вряд ли. Если б убить хотели, из этого пердомета — сразу бы!

— Ты сам говорил, что он не работает.

Впальтохин растянулся на ворохе макулатуры и стал бесстрашно поглощать гречку. Пытаясь заглушить бешеный приступ тоски, и как–то избавиться от сознания собственного бессилия, я стала копаться в окрестном хламе.

…Тяжкие времена, переживаемые хозяйством во всех отраслях технического перевооружения, показали успехи обобщенных вкладов предвоенного динамизма. Единодушное признание в грандиозном сражении получила инициатива комитета дружбы и урегулирования. В стране развернулась кампания по развитию достижений огромного влияния на комплексные соревнования героических сооружений. Миллионы людей вовлечены на орбиту непрерывного производства технического направления.

Поистине мировой известностью пользуются уникальные успехи трудовых конференций, являясь вечным праздником для людей всех возрастов и проблем современности…

Ненавидя первую в мире страну социализма, массированными ударами авиации противник продолжал наступление…

Помню, как–то сидим в окопе (я тогда фронтовым репортером была — следила за отступлением второй дивизии), едим кашу из одного котелка с голубоглазеньким, страсть каким симпатичным сержантиком. Я голодная, но стесняюсь. А он — хрям–хрям — в четыре раза быстрее меня кушает. — Молодой человек, оставили бы слегка даме! Он улыбнулся, на губах перловка, и извинительно так обнял. Вдруг — пуля шальная в голову. Не стало сержанта. Только кровь, еще теплая, вырвалась и побрела по моей щеке, как страшный, отчаянно запоздалый, несвершившийся поцелуй…

Антигитлеровская коалиция политической сатиры создавала полнометражные обязательства сокрушительного наступления…

— А это что, Впальтохин?

— А!

— Кончай жрать, смотри, здесь проводок какой–то.

— Покажи.

Серега отлепил из–под крышки стола самодельный приборчик с проводом и антенной.

— Батарейка, динамик — сто пудов, подслушивающее устройство!

Он прокричал в миниатюрную штучку дюжину грязных ругательств и раскрошил ее ботинком. Когда от устройства осталась крохотная горстка мусора, Впальтохин вытер лицо платком и объявил:

— Сейчас заявятся! Приволокут свой пердомет, тогда и узнаем, что им от нас нужно.

— А может здесь тьма тьмущая таких приборов, да еще видеокамеры понаставлены!

— Я понял, это реал-ТВ. Нас в прямом эфире транслируют. Попал же я в «Смехокамеру». Может быть это прелюдией к передаче было.

Перевернув весь имеющийся хлам вверх дном, мы с Серегой ничего подозрительного не обнаружили. Никто из стариканов не появился. Мы решили воспользоваться матрацами и поспать.

— Утро вечера утренее — сказал Серега, укомплектовываясь под столом.

— Как трудно засыпать без очищающего молочка и питательного крема, — пожаловалась я.

— Мне бы твои проблемы! Я вот пописать хочу и тебя стесняюсь!

Давай, чего уж там! — я нажала на выключатель и накрылась с головой одеялом. Сознание плавно обрастало сюрреалистическими бяками и растворялось в глубинах необъяснимого…

В камере кроме меня томилось еще несколько арестантов обоего пола. Я с животным остервенением выкусывала из собственного плеча чудовищную язву.

— Наконец–то — прошептал мне в ухо пожилой зэк. Я обернулась.

— Наконец–то я вас дождался!

— И долго ждали? — поинтересовалась я.

— Шестьдесят лет. Чтобы рассказать тайну. Скоро вас вызовут на допрос — знайте, — в кабинете Фуфкина есть лазейка в царство теней.

За мной пришли два омерзительных вертухая. Они выволокли мое тело в коридор и долго били его ботинками. Боли не чувствовалось — как–никак сон. Злую, в кровоподтеках, меня повели в кабинет следователя, и, как мокрую тряпку, швырнули на пол. Кабинет был поразительно похож на комнату, в которой сопело мое земное тело, разве в нем было идеально прибрано. Тот же монументальный стол, только отполированный, с блеском. Тот же флаг, те же книги, аккуратно разложенные по полкам. Над столом нависала стальная рожа с тошнотворно бессмысленными глазами, которые на мгновенье сверкнули, обожгли и разом потухли, будто провалились. «Я могу сделать так, что ты никогда не проснешься!» — заскрежетала рожа. Я затряслась и превратилась в истошный крик:: А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!

— Чего так орать? Захрипел сонный Впальтохин, и врубил свет.

— К…кошмар приснился.

Сама ты кошмар! Тьма, заточение, а тут — вопль!

— Это не просто сон, Будто этот хламидник — кабинет следователя НКВД! Видел бы ты, какой он страшный!

— Кто?

— Фуфкин его фамилия. Он за этим столом сидел. Тут еще ковер был.

— Ну да! — подпрыгнул Серега. — Кто, по–твоему, лучший в мире толкователь снов?

— Ты не похож на Карлсона.