Банда слепых и трое на костылях - [11]

— У них ничего нет, только зажигалка и банка с жидкостью, — сказал один голос.

— Это компот — закричала я, — персиковый, угощайтесь. Спасите нас, милые гномы! Я с самого детства о вас мечтала, вот не думала, что в конце концов встречу!

Подземелье наполнилось хохотом: ГХХА — ХХХХХАА — ХА–ХА–ХА-ГХА–ГХААА–ХААА-ГХАААА–ХА–ХА-ХА–ХА–Хгы–гы ГЫ–ГЫ–ГЫ-ГЫ ХГА–ГАГЫ–гы–гы…

— Спокойной ночи, белоснежка! — сказал один, всласть насмеявшийся голос, который был погрубее остальных.

Когда один из них чиркнул впальтохинской зажигалкой, долгожданные гномы оказались заурядными мальчишками беспризорниками.

— Смотрите, у нее на плече мясо, можно на костерке поджарить!

— Это не мясо, — заступилась я, — это моя подруга!

Крыса спрятала голову под мой воротник.

— Привет, пацаны! — наконец подал голос Серега, до сих пор не проронивший ни звука. — Я Сережа Впальтохин, а это — Лена Никотинова. Мы заблудились. Выведете нас отсюда.

— Какой хитрый, — сказал долговязый, с хриплым голосом мальчишка, — а что нам за это будет?

— Чего хотите?

— Денег сто тысяч долларов, жратвы тонну — курочки, картошечки жаренной. И шмоток, на всю братву. Ботинки нужны, одеяла теплые. Еще спички, свечи, керосин. Все сгодится, только побольше.

— Про бабло — это вы завернули. Но как только покажете выход — обещаю пищу и весь свой гардероб.

— Нашел лохов, как же! Вам только ход покажь — вы мусорам звонить. А нас в приют. Не фиг делать! Колька с тобой пойдет. — Хриплый поднес огонек к лицу одного из малолеток. Широконосый Колька оголил зубы.

— А эту белоснежку здесь оставишь. В залог. Принесешь что надо и потопаешь до хаты со своей кралей.

— Я не краля, — сказала я, — мы вместе работаем.

— А какая разница? — отозвался Колька. — Мы все равно ее на костре изжарим.

ГХХА — ХХХХХАА — ХА–ХА–ХА-ГХА–ГХААА–ХААА-ГХАААА–ХА–ХА-ХА–ХА–Хгы–гы ГЫ–ГЫ–ГЫ-ГЫ ХГА–ГАГЫ–гы–гы…

— Эй, — позвал лопоухий и коренастый, лет на десять с виду, — клея купи «момент», сто тюбиков, нам надо поделки мазать училке на подарок.

— Клея я не куплю — разозлился Впальтохин. — Не буду твое здоровье портить, и так доход. Да и что за понты этот клей нюхать?

— Кайф, глюки!

— Ты, главное, пожрать принеси. И денюжку, — сказал хриплый.

— Серега, ты им, главное, ящик мыла раздобудь, а то воняют хуже перегнившего дерьма! — попросила я.

— У нас еще вошки есть — похвастался самый маленький, лет пяти.

Омерзительные сироты снова зареготали.

Серега растаял в темноте с гадким Колькой, а стая вредных оборванцев протолкнула меня в маленькую пещерку, в которой горели две керосинки. Пацанов было шестеро. Самому старшему из них исполнилось на днях тринадцать. Это были очень странные дети, с недоразвитыми умами и с извращенными, состарившимися душами. Даже самый маленький из них, живой, ясноглазый, напоминал героя из сказки о потерянном времени. Меня с навязчивой заботой усадили на зловонное тряпье и стали разглядывать с любопытством, которое сложно было назвать детским.

— А почему вы не живете в приюте? — спросила я. Мне известен один такой — «Светлый дом». Его священник открыл — очень хороший человек. Там, должно быть, кормят, моют. Я вам адрес дам.

…! — сказал рыжий мальчик и все снова заржали. — Там учиться надо, и вообще, беспонтово.

— И чем же вы питаетесь? — тихо поинтересовалась я. — Неужели крысами?

— Всяким лохам ходы показываем. ГХХА — ХХХХХАА — ХА–ХА–ХА-ГХА–ГХААА–ХААА-ГХАААА–ХА–ХА-ХА–ХА–Хгы–гы ГЫ–ГЫ–ГЫ-ГЫ ХГА–ГАГЫ–гы–гы…

— На базаре шуруем, иногда сами дают, — признался самый маленький.

— Мы нормально живем, — захамил хрипатый, — в школу ходить — фигня одна! Лучше покажи сиськи!

Меня захлестнула волна ужаса и отвращения. Они всего лишь дети, — говорила себе я, пытаясь припомнить что–нибудь из университетских лекций по педагогике.

Прислушавшись к себе, я уловила интенсивные чужеродные импульсы, как будто кто–то пробивался в мой разум осторожными токами. Я погрузилась в странное ощущение и чудесным образом уловила череду связных фраз, настойчиво проникающих в сознание. Почувствовав на плече нежное поцарапывание, я бросила взгляд на крысу — ее глаза были источником этих токов. Она пыталась мне что–то сказать с помощью телепатии. Вначале с опаской, а затем все свободнее и смелее я стала произносить вслух втекающий в голову поток текста.

«Небо раздавалось сиреневыми трелями», — начала я, пытаясь засыпать словами пожар внушительного страха:

«Тени мраморных облаков орали на фоне бирюзовой бесконечности глубоко–голубую песню».

Дети замолкли в каком–то неопределившемся удивлении. Я продолжала:

«Солнце со вздохом тонуло в усталом море. Черви сладко икали от жирной и слишком питательной земли. Корни вбирали вечернюю прохладу.

Апорбогей отдыхал под дубом, облизывая жменю дикой смородины. Он погружал в нее язык, вылавливал несколько ягод и забрасывал их в рот, сверкая розовой жующей улыбкой.

«Ты последний из моих детей и ты уйдешь за океан на западные земли, чтобы сохранить сокровища нашего мира — кристаллы богини Эйфоры. Я снарядил для тебя судно. Мешок с кристаллами привяжи к корме — они сами принесут тебя к нужному берегу. Дальше бери кристаллы и иди сам. Спрячешь их в приморских пещерах, которые почувствуешь благодатными и прорастет сила кристаллов, воссоединившись с божественной силой моря. Через четыре тысячилетия родит эта земля город. Он будет содержать в себе частицу мощи сгинувшей Атлантиды», — вспоминал Апорбогей слова отца. «Сила кристаллов, как любовь, тиха и нежна. Это будет красивый, вечно молодой и зеленый город. В нем найдут пристанище прекрасные соцветия наций. Каждый, вскормленный землей этого места, будет одарен истинными талантами. Этот приморский город прославится своими искусствами и коммерсантами. Усталый путник найдет здесь отдохновение».