Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера - [218]

— Хорошая дичь, сержант, — обратился он к Вассёру, хитро подмигивая. — Этот парень не кто иной, как Толстяк Нормандец, лейтенант Фэнфэна, его правая рука и доверенное лицо. Свяжите его покрепче, не то уйдет.

Чтобы доставить в замок захваченных бандитов, многие из которых серьезно пострадали, Вассёр нашел оригинальный выход из положения. Он велел сделать как можно больше носилок, погрузить на них тех, кто не мог передвигаться самостоятельно. Затем сержант обратился стальным голосом к остальным разбойникам, которые хоть как-то держались на ногах:

— Беритесь за носилки по двое и несите ваших товарищей в Шамбодуэн. Теми, кто будет идти слишком медленно, я займусь сам.

По холодной решимости, с которой был отдан этот приказ, разбойники поняли, что малейшее неповиновение грозит расправой. Из рядов пленников раздался лишь один голос.

— Свинья, ты поплатишься за это! — с ненавистью бросил Кривому Толстяк Нормандец.

— Так я и испугался! Смотри, толстый чурбан, как бы тебе не «жениться на вдовушке» (попасть на гильотину)!

— Прекратить! — потребовал Вассёр, командовавший жандармами, которые с оружием в руках охраняли толпу гнусных оборванцев. За пленниками двинулись гусары, неся на руках раненых и погибших товарищей. Замыкали колонну гвардейцы, которые вели лишних лошадей. Через полтора часа невероятно трудного перехода, требовавшего непрерывных остановок, измотанные люди добрались до Шамбодуэна. Бандиты, устрашенные грозным сержантом, не предприняли ни одной попытки к бегству. За все это время Жан де Монвиль, не ослаблявший бдительности и напрягавший слух и зрение, не проронил ни одного слова.

Наконец, когда опасность осталась позади, отважные солдаты получили приют в замке, а бандиты были заперты в подвале, молодой человек рассказал сержанту Вассёру и капитану Бувару о нападении на Ружмон и в заключение своего ужасного повествования просто добавил:

— Я надеялся, что вы поможете освободить наших друзей.

— Скорее в путь! — воскликнул капитан, остававшийся невозмутимым перед лицом любой опасности, угрожавшей его жизни, но побледневший при одной мысли об отчаянном положении, в котором оказались обитатели замка. — Скорее! Я не прощу себе и минутного промедления!

— Если мне дадут лошадь, — подхватил Вассёр, — я покажу, на что способен в бою, и смогу отблагодарить того, кому обязан жизнью. Черт побери, я уже не чувствую ни боли, ни усталости. Гусары, которым эта ужасная экспедиция показалась небольшой разминкой, громовыми криками приветствовали сообщение о новом сражении. Леон Бувар поручил охрану пленников и заботу о раненых шести солдатам под началом бригадира, пообещал прислать в подкрепление национальных гвардейцев, и отважный отряд, быстро накормив лошадей, помчался в сторону Ашера.

Светало. Кошмарная ночь подходила к концу, пожары догорали, хотя небо все еще застилало облако едкого дыма. В деревнях, которые попадались на пути, по улицам бродили дрожащие и озиравшиеся хмурые крестьяне, едва осмеливавшиеся приветствовать проносившихся мимо жандармов.

Остановившись на минуту в Базош-ле-Гальранде, капитан Бувар едва успел обнять родителей и в двух словах рассказать о том, что произошло, и отряд продолжил бешеную скачку к Ашеру. Леон Бувар и Жан де Монвиль, не пытаясь скрывать пожиравшую их тревогу, в молчании пришпоривали лошадей. Вдали показался Ружмон — между деревьями мелькали крыши строений. Это означало, что огонь пощадил старинный замок. Но что же стало с его обитателями? Подъемный мост был опущен, и солдаты, ворвавшись внутрь, увидали только несколько любопытных соседских кумушек, чья болтовня гулко раздавалась в пустынном дворе. Бандиты давно убрались, но повсюду остались следы их бесчинств — разрытые клумбы, сломанные деревья, лужи крови. На стенах виднелись следы пуль, разнесенные выстрелами ставни болтались на петлях. Нигде ни души — поджигатели унесли с собой раненых и убитых. Внутри замка все было разгромлено и перепачкано, стекла и посуда разбиты, вспоротая мебель валялась перевернутой. Огромное зеркало, скрывавшее вход в подземелье, разлетелось вдребезги, но окованная железом дверь уцелела. Жан де Монвиль вздохнул с облегчением. Вассёр начал исследовать комнату за комнатой в поисках каких-либо улик, которыми он так мастерски воспользовался, расследуя убийство на ферме Мийуард. В это время Жан с капитаном спустились в винный погреб, откуда можно было проникнуть в подземелье. Их надежды оправдались — бандиты не сумели найти этот лаз. Жан де Монвиль привел в действие секретный механизм, открыл дверь, ведущую на каменную лестницу, и, взяв за руку капитана, с бьющимся сердцем начал спускаться. Вскоре они очутились в длинном коридоре, ведущем в Тресонвильский лес. В туннеле гуляло гулкое эхо, доносившее издалека негромкие голоса.

— Слава Богу, они здесь! — вздохнув с облегчением, сказал Жан. Молодые люди бросились вперед, но вдруг им показалось, что впереди слышатся стоны и рыдания, и тревога снова сжала им сердце. Вскоре молодые люди добрались до убежища, которое Жан когда-то предусмотрительно показал Валентине. Жан остановился на пороге ярко освещенного помещения и сразу увидел графиню, лежавшую на соломенной подстилке, и сидевших рядом аббата Фарронвиля и двух служанок. Рядом он заметил Этьена Лелюка, садовника и, наконец, Валентину, прибежавшую на звук его шагов. Бледная как смерть, с глазами полными слез, девушка протянула руки навстречу своему возлюбленному и горько зарыдала: