Баллады снова солгут - [9]

— Слышь, отброс, не вякай оттуда, а то жрать не будешь до самой казни!

— Она ж девчонка ещё совсем!

— Вот мужика и узнает, гы-ы-ы-ы. Да ты не завидуй, отброс, я её потом к тебе же и кину.

Я открыла глаза и мгновенно пожалела об этом: судя по ритмичным движениям рукой, который совершал омерзительный тёмный мираж, моя подошва причинила ему не очень много вреда. Пожалуйста, пожалуйста, я хочу обратно в обморок, просто обратно в обморок, чтобы ничего не запомнить…

Магия не собиралась приходить мне на помощь. Не ново: ей гораздо больше нравилось втягивать меня в неприятности.

Тёмный кошмар стал больше и ближе, звон в ушах нарастал. Я из последних сил оторвала с пола своё туловище, но ноги больше не хотели меня слушаться. Кошмар наклонился и вцепился в мои бёдра, одновременно раздвигая их и стягивая с меня штаны. Было больно, смрадно и очень страшно. Единственной надеждой оставалось забытьё, но оно не приходило.

— Эрвен, ты охренел, что ли? — различила я сквозь грохот в ушах. — Нашёл, куда бабу притаскивать!

— На хрен иди, Валлен, — перед моим лицом внезапно становится светлей. Мираж отдаляется, возвращая мне возможность дышать.

— Это что за немочь? Что, красивей баб нынче у Чёрной Ослицы нету?

— Так у Чёрной Ослицы бабы денег стоят.

— Остолоп, ты им что, платишь? Как будто не в страже служишь.

— Эта тварь мне морду испортила!

— И ты решил хрен в тот же цвет покрасить? Хоть другое место нашёл бы.

Разум снова тонет в жгучем болоте, и я перестаю различать слова. Кажется, меня снова куда-то тащат, грубо толкают и бросают. Снова пустота вокруг, снова ноги не находят сил держаться, хоть я и пытаюсь, хватаюсь за что-то вроде металлических прутьев. На страх больше не остаётся сил. Что-то тёплое не даёт мне упасть. Гулкий, болезненный хохот.

Скрежет, будто ключ поворачивается в замке. Темнота.

…— Всё, достаточно!

Пол и потолок с моей точки зрения всё ещё находились не там, где им полагается. Левая нога уже ничего не чувствовала, как и руки, туго перетянутые в запястьях. Необыкновенная лёгкость в голове должна была вот-вот закончиться: как только меня снимут со столба и освободят от заклинания, сковывающего телесные нужды, я прокляну самое себя, небо над головой и землю под ногами.

Шутка ли, провисеть вниз макушкой две седмицы. Хотелось заплакать прямо сейчас, но заклинание запрещало и слёзы тоже. Бесполезная жестокость, но кто ж в Тунглид Рэтур, Великой Долине Магов, ведёт счёт пыткам… Нам положено быть сильными духом.

Меня опустили на пол. Я увидела остроносые туфли мастера наказаний; почтенный адепт наклонился ко мне и осторожно перевернул меня за плечо лицом вверх.

— Ох, остроухие, — адепт вздохнул, быстро и уверенно сплетая пальцы в замысловатые фигуры. — И чего только им от вас надобно-то, болезные…

Жгучие мурашки по всему телу возвестили мне о распаде спасительного заклинания, и все ощущения, которые оно запрещало, нахлынули на меня разом. Боль в конечностях, голове, спине и желудке; острая резь внизу живота; невыносимое давление где-то над переносицей, такое сильное, что хочется выкричать его, выплакать, выцарапать из-под кожи…

После двух седмиц наказания я не могла отказать себе в такой малости. Крик душил меня, пока я раздирала своё лицо ничего не чувствующими пальцами; кожа онемела настолько, что я не была уверена даже в том, что открываю рот.

Мастер не будет сейчас вмешиваться. Я должна пережить первую волну мучений после освобождения; вот если я начну вредить себе слишком сильно, тогда он меня остановит. Остальные мелочи легко лечатся.

Я ощутила, как легко становится внизу живота и как влажно — вокруг; к телесным мучениям добавляется омерзительный стыд. Я оставляю в покое лицо, пытаясь отползти от лужи собственной мочи. Надо скорей приходить в себя, пока не началось что похуже…

Гулко хлопает дверь зала наказаний, я вижу лиловые одежды.

— Как дела?

— Как видите. По-моему, дольше ещё никто у нас не висел. Чего вы пытаетесь добиться, де Разор?

— Того же, что от всех них. Пробуждения способностей. Магия должна за неё вступиться.

— Другие погибли.

— Эта, вроде бы, выносливей прочих. Или упрямей.

Мастер наказаний хмыкает:

— Вот уж в последнее я могу легко поверить!

Меня корёжит от внезапного приступа боли в хребте, судороги леденят пальцы, будто я долго держала их в колючем снегу. Я бьюсь головой об пол.

— Чего ж вам людей-то не хватает, а?

Мне сводит челюсти, да так сильно, что я почти слышу хруст зубов. Руки меня не слушаются, ноги — тоже.

— Не для всего они годятся, Версер. Если у нас всё получится, она будет нам благодарна.

Я буду тебе благодарна, если ты вырвешь себе сердце, тварь. Если честно, я бы тебе с удовольствием помогла. Как же сильно горят вены…

Я об этом не просила. Я не просила родиться в полнолуние, я не просила вас отнимать меня у бабушки Мэйв, я не просила вас мучить меня вашей бесполезной магией восемь долгих зим. Ваша Луна мне не Мать — ни мне, ни сотне других наироу, погибших или сгинувших бесследно в тёмных залах Арэль Фир, Дома Мудрости и Учения.

Бездарности, мы бездарности… Да я и не хочу никакой магии. Я хочу, чтобы это кончилось.