Баллады снова солгут - [6]

— Я нигде не живу.

Тени успокоились и расселись по местам в уголках морщин и шрамов.

— Значит, бродяжничаете?

Я невольно хихикнула — то, как это прозвучало, показалось мне забавным.

— Можно и так сказать.

Мочалка под носом офицера как-то поникла. Вообще-то, в горных княжествах Сандермау бродяжничество вроде как не нарушает закон. Но они пытаются подражать Югу Просвещённому, оттого и странников здесь воспринимают недружелюбно. Забывая, между прочим, о том, что на Юге Просвещённом бродягами называют не охотников и ремесленников, а нищих. А я уже долго не жила на милостыню.

Офицер открыл рот, чтобы задать мне ещё вопрос, но тут окованная железом дверь распахнулась от удара чьей-то ноги. Дробно посыпался град ругательств, и две кольчужных фигуры втолкнули в комнату одну некольчужную, рыжую и изрядно избитую.

Рыжий парень ежесекундно слизывал кровь с разбитых губ. Его одежда не выглядела подходящей погоде: рваная шерстяная рубаха от горного мороза не спасёт. Штаны вроде бы тёплые, но что в них толку, если их хозяин бос. Дыра на рубахе обнажала плечо в рубцах.

Руки в толстых, мехом отороченных перчатках, толкнули его на пол, рывком подняли. Парень, видимо, уже не мог стоять без посторонней помощи, потому что рухнул как подкошенный, стоило им только его отпустить. Один из стражников начал поднимать его пинками, а второй просто наблюдал, не мешая напарнику развлекаться чужой болью.

Мне стало нехорошо. Могли бы хоть перед гостями города прикинуться, что обращаются с пленниками по-человечески. Лицо избиваемого легко сошло бы за каменную маску, если бы не кровоподтёки: он сносил пинки без единого стона. По моему хребту будто проползла змея, и ощущение липкого холода — порождения страха и жалости одновременно — помешало мне отвернуться вовремя. Мы встретились взглядами: тощая, плохо одетая полукровка, съёжившаяся на дубовом стуле до сходства с гоблином, и человек, измученный морозом, побоями и собственным отчаянием.

Глаза… серые, как морозные наросты на окне — такие усталые и совершенно пустые. Будто он не до конца понимает, что с ним происходит, оттого и не издаёт ни звука. Я сглотнула и ощутила болезненное жжение в виске. Нельзя смотреть, нельзя… это может кончиться плохо.

Страх, обычный сторож мыслей, крепко стиснул моё сердце в костлявом кулаке. Следовало отвести взгляд, но не получалось.

Я не смогу тебе помочь, прости…

— Может, хотя бы до камеры его дотащите? — осведомился офицер из-за моей спины.

— Мы на него седмицу потратили, — Эрвен наградил парня ещё одним пинком. — Дай душу-то отвести.

— Семь дней сосульками мочились! — подтвердил второй стражник и плюнул на парня.

Договорить он не смог. Плевок сделал то, на что боль уже не была способна: глаза пленника вспыхнули гневом, и он выкинул такой финт, какого обычно не ожидают от полумёртвого человека, ничком лежащего на полу.

Он извернулся со сдавленным рыком и ухитрился вскочить, помогая себе одними ногами, а через миг его зубы оказались в дюйме от горла стражника с лишними слюнями. Эрвен не растерялся и ударил парня древком алебарды в спину, после чего продолжил отвешивать ему пинки с явным наслаждением. Змея на моём хребте извернулась, вонзила зубы точно меж лопаток, и её яд вступил в схватку со страхом.

Я так не научилась спокойно смотреть, как бьют лежачих.

— Перестаньте, — сказала я, поднимаясь. — Пожалуйста.

Может, если они меня услышат, ничего не случится. Ничего просто не успеет произойти — они прекратят избиение, и всё кончится.

— А ты кто такая, мать твою? — осведомился Эрвен. — Принцесса эльфей, шоле? Или просто зубы того, лишние? Я-то повыбью, если хочешь. Лучше всех в городе сосать будешь!

— Брось, Эрв, — неожиданно вмешался второй стражник. — Серьёзно, надоело уже. Давай оттащим его, и пусть гниёт себе потихоньку.

— Жопу себе лизни, Серго. Так чё, остроухая? — отшвырнув в угол алебарду, Эрвен переваливающимся шагом направился ко мне.

Мой висок снова жгнуло, на этот раз дольше и сильней. О, нет. Я должна сейчас ответить, я должна сделать что-то, что не даст этому выплеснуться, не допустит беды…

— Эрв, ты в шмат что ли, с бабой драться?

— Ну, отхватит разок в жбан, чё ты, Серго!

— Эрвен, я вынужден буду доложить!

— В штаны себе доложи.

Жжение в виске усилилось, будто кто-то вонзил мне в голову крохотную раскалённую иглу. Что произойдёт с этим человеком, если я буду бездействовать? Какая-то часть меня хотела бы на это посмотреть: слишком уж сильное отвращение росло в моей груди по мере его приближения.

Но оно того не стоит. Я не должна позволить магии решать за меня.

Как только он вытянул вперёд свою медвежью лапу — видимо, хотел схватить меня за воротник — я стиснула в кулаке давно нащупанную за спиной чернильницу и наотмашь треснула Эрвена по морде. Глиняный сосуд лопнул одновременно со жгучим пузырьком у меня в голове, и я не смогла сдержать глупой улыбки, вызванной неописуемым облегчением.

— СУКА! — с этим воплем стражник отшатнулся, прижав руки к глазам. Три шатких, нетвёрдых шага — и Эрвен обрушился на пол с грохотом и звоном, не переставая голосить. Серго забыл о пленнике и бросился к товарищу. Я оглянулась на офицера; лицо у того набухло таким густым багрянцем, что светлые усы выделялись резким пятном.