Баллада о Розеттском камне - [11]

В моей истории не ищите поучительного. Поучения скучны. Я буду рассказывать о том, что меня волнует, не поучая, но ища сочувствия. Моя история называется «Сказка о красной карете». Слушайте и будьте готовы к тому, что я обязательно перепутаю эпизоды, забуду важные детали, перевру конец. Одно могу утверждать смело: нечто подобное когда-то было, пусть не со мной и не совсем так.

Жила-была девушка…

— А как ее звали?

— Лена. Елена. Елена Владимировна. Имя было у нее как музыка…

— А на какие средства она жила?

— Окончила институт и работала.

— Кем?

— Золушкой.

— Сейчас таких работ не бывает!

— В другом смысле: очень плохо она работала! Как будто золу из печки выгребала. А люди рядом с ней не догадывались, кто она, и думали, что это обыкновенный инженер. Но хватит о Елене Владимировне. Цвет волос или глаз ничего не изменит. Звали ее хорошо, а работала она плохо. Души в свою работу она не вкладывала — вот суть. А цвет глаз — что он может изменить?!

Как-то раз Лена в своей старенькой машине, купленной в комиссионке за три с половиной тысячи (чтобы купить ее, Лена четыре года ночами и по выходным переводила статьи в ВЦП, отказывая себе во многом и часто довольствуясь котлетами за 7 копеек. Вы правильно поняли. Я говорю о котлетах за 7 копеек. Зато я думаю о высоких материях. Гораздо хуже, когда кто-то «…говорит о мирах, половой истекая истомою». Итак, котлеты за 7 копеек. Часто они казались просто прекрасными. А уж свекла под майонезом!! «Никогда! Ни одному человеку!!! Я не сказала! Что дела у меня идут плохо! Дела у меня всегда лучше всех! Что бы ни случилось. Надо иметь гордость…» Раз уж пошла такая чересполосица, напишу еще немного о машинах. Мэрилин Монро в Голливуде поучали: «Киноактриса без автомобиля — это паралитик без ортопедического кресла» (Помните? Это все в скобках!). Вы уж забыли начало неоконченной фразы? Вот оно…) как-то раз Лена в своей старенькой, давно требующей ремонта карете…

— А дальше-то что?!

— Дорогой мой слушатель… Нелегко объяснять мне, ибо отчаялась я, и не знаю, и забыла, как звучит Слово, но так дорого мне ваше внимание, и ваше участие, что и в паузах мне не хочется с вами расставаться, потому что и паузы нас объединяют, и мне хочется продлить, растянуть их, потому что, как только вы все прочтете, я снова окажусь одна…

Но к делу.

…Летний ливень. Поздняя гроза.

Дождь идет,

но мы не слышим звука.

(…)

человек по улице идет,

и навстречу женщина идет,

и они

увидели друг друга.

 Я не знаю,

что он ей сказал,

и не знаю,

что она сказала,

но —

они уходят на вокзал.

 Вот они под сводами вокзала.

(…)

Что же будет дальше?..

(Из книги Ю. Левитанского «Кинематограф»)

Каждый день, когда я встаю, умываюсь, варю кофе, печатаю на машинке, я всегда думаю о нем. Мне не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть его лицо: достаточно представить, что вокруг снова летняя осень, и перекресток со светофором, и он. То есть, я хочу сказать, ты. Я часто разговариваю с тобой, хотя ты вряд ли меня помнишь (забвение — та же смерть, вот и валяются на полу кафтаны да колпаки, колпаки да кафтаны…). Но раньше, когда я этого хотела, я тайно встречалась с тобой (об этом никто не знал, даже ты). Стоило мне оказаться в пустой комнате — и я переносилась в тот осенний теплый день и ты выходил мне навстречу из красной кареты, то есть из красной перламутровой машины…

Кому сказать спасибо за то, что мы встретились и были рядом? И что можно сделать, и кто виноват, если судьба в тот счастливый и горький день вышвырнула меня на дорогу навстречу тебе?!

Твоя машина заслонила собой весь мир в зеркальце обзора. Я перестроилась во второй ряд, но ты не стал обгонять. Я попробовала отстать, потом — уйти вперед. Бесполезно! В огромном городе неизвестные двое плыли бок о бок в безумном потоке машин; и не нужно было скорости, и не нужно было ветра для ощущения полета. Глаза наши встретились, и у меня закружилась голова. Бежать! Бежать! Со всех ног! Из последних сил! Вот я у обочины. Мотор заглох.

У него был такой легкий-прелегкий шаг, такое улыбчивое, молодое, свежее лицо, дополненное для солидности усами, что и всякий, окажись он на моем месте, потерял бы голову. Росту он был высокого, в плечах — косая сажень. Лет ему было двадцать семь.

— Как так?! Зачем обманывать?! Разве в двадцать семь бывает молодое, свежее лицо?!

— Эх, вы!!! Даже Леночка, даром что она толком ни в чем не разбиралась, и то знала, что в двадцать семь только еще начинают становиться по-настоящему мужчиной!!!

Вы смотрели когда-нибудь каталоги товаров ФРГ? Смотрели? Обращали вы внимание на всех этих мальчиков в разделе «Товары для мужчин»? На их идеальные фигуры, мужественные лица, сверкающие улыбки, на их шикарные костюмы или пальто — в зависимости от того, что они рекламируют? Так вот: он выглядел так, будто вылез не из машины, а сошел со страниц каталога. Он был красив до того, что казался ненастоящим! Он был — и его не было, а только обман, мираж. Или слишком он молод? Слишком красив? Слишком шикарная у него машина? Наверное, все сразу. Я попала в чужой фильм… Мальчик, бумажный обманный мальчик, вырезанный из журнала, стоял рядом и что-то говорил. Бумажный мальчик. Если пойдет дождь, он размокнет, если будет солнце — нарисованные чудесные губы растекутся по лицу. И тогда — показалось или так было? — мальчик медленно опустился на колено на пыльный асфальт. Машины проносились мимо, водители понимающе усмехались. Один притормозил: «Слушай, ты чё над мужиком издеваешься?» — неодобрительно покачал головой. Случилось чудо: бумажная фигурка ожила, ее стали замечать люди! И тогда Лена кивнула. Он сел к ней в машину.