Баллада о Любви - [28]

          И все на божий суд извлечь,

          И руку выпростать, дрожа,

          И показать — в ней нет ножа, —

          Не опасаясь, что картечь

          И безоружных будет сечь.

          Но нас, железных, точит ржа —

          И психология ужа…

А рядом случаи летают, словно пули, —

Шальные, запоздалые, слепые на излете, —

Одни под них подставиться рискнули —

И сразу: кто — в могиле, кто — в почете.

                    А мы — так не заметили

                    И просто увернулись, —

                    Нарочно, по примете ли —

                    На правую споткнулись.

1974

Песня про Джеймса Бонда, агента 007

Себя от надоевшей славы спрятав,

В одном из их Соединенных Штатов,

В глуши и в дебрях чуждых нам систем

Жил-был известный больше, чем Иуда,

Живое порожденье Голливуда —

Артист, Джеймс Бонд, шпион, агент 07.

          Был этот самый парень —

          Звезда, ни дать ни взять, —

          Настолько популярен,

          Что страшно рассказать.

          Да шуточное ль дело —

          Почти что полубог!

          Известный всем Марчелло

          В сравненье с ним — щенок.

Он на своей на загородной вилле

Скрывался, чтоб его не подловили,

И умирал от скуки и тоски.

А то, бывало, встретят у квартиры —

Набросятся и рвут на сувениры

Последние штаны и пиджаки.

          Вот так и жил, как в клетке,

          Ну а в кино — потел:

          Различные разведки

          Дурачил, как хотел.

          То ходит в чьей-то шкуре,

          То в пепельнице спит,

          А то на абажуре

          Ково-нибудь соблазнит.

И вот артиста этого — Джеймс Бонда —

Товарищи из Госафильмофонда

В совместную картину к нам зовут, —

Чтоб граждане его не узнавали,

Он к нам решил приехать в одеяле:

Мол, все равно на клочья разорвут.

          Ну посудите сами:

          На проводах в ЮСА

          Все хиппи с волосами

          Побрили волоса;

          С него сорвали свитер,

          Отгрызли вмиг часы

          И растащили плиты

          Со взлетной полосы.

И вот в Москве нисходит он по трапу,

Дает доллар носильщику на лапу

И прикрывает личность на ходу, —

Вдруг ктой-то шасть на «газике» к агенту

И — киноленту вместо документу:

Что, мол, свои, мол, хау ду ю ду!

          Огромная колонна

          Стоит сама в себе, —

          Но встречает чемпиона

          По стендовой стрельбе.

          Попал во все, что было,

          Тот выстрелом с руки, —

          Ну все с ума сходило,

          И даже мужики.

Довольный, что его не узнавали,

Он одеяло снял в «Национале», —

Но, несмотря на личность и акцент,

Его там обозвали оборванцем,

Который притворялся иностранцем

И заявлял, что, дескать, он — агент.

          Швейцар его — за ворот, —

          Решил открыться он:

          «07 я!» — «Вам межгород —

          Так надо взять талон!»

          Во рту скопилась пена

          И горькая слюна, —

          И в позе супермена

          Он уселся у окна.

Но вот киношестерки прибежали

И недоразумение замяли,

И разменяли фунты на рубли.

…Уборщица ворчала: «Вот же пройда!

Подумаешь — агентишка какой-то!

У нас в девятом — прынц из Сомали!»

1974

«Сначала было Слово печали и тоски…»

          Сначала было Слово печали и тоски,

          Рождалась в муках творчества планета, —

          Рвались от суши в никуда огромные куски

          И островами становились где-то.

И, странствуя по свету без фрахта и без флага

Сквозь миллионолетья, эпохи и века,

Менял свой облик остров, отшельник и бродяга,

Но сохранял природу и дух материка.

          Сначала было Слово, но кончились слова,

          Уже матросы Землю населяли, —

          И ринулись они по сходням вверх на острова,

          Для красоты назвав их кораблями.

Но цепко держит берег — надежней мертвой хватки, —

И острова вернутся назад наверняка.

На них царят морские — особые порядки,

На них хранят законы и честь материка.

          Простит ли нас наука за эту параллель,

          За вольность в толковании теорий, —

          Но если уж сначала было слово на Земле,

          То это, безусловно, — слово «море»!

1974

Памяти Василия Шукшина

Еще — ни холодов, ни льдин,

Земля тепла, красна калина, —

А в землю лег еще один

На Новодевичьем мужчина.

Должно быть, он примет не знал, —

Народец праздный суесловит, —

Смерть тех из нас всех прежде ловит,

Кто понарошку умирал.

Коль так, Макарыч, — не спеши,

Спусти колки, ослабь зажимы,

Пересними, перепиши,

Переиграй — останься живым!

Но, в слезы мужиков вгоняя,

Он пулю в животе понес,

Припал к земле, как верный пес…

А рядом куст калины рос —

Калина красная такая.

Смерть самых лучших намечает —

И дергает по одному.

Такой наш брат ушел во тьму! —

Не поздоровилось ему, —

Не буйствует и не скучает.

А был бы «Разин» в этот год…

Натура где? Онега? Нарочь?

Все — печки-лавочки, Макарыч, —

Такой твой парень не живет!

Вот после временной заминки

Рок процедил через губу:

«Снять со скуластого табу —

За то, что он видал в гробу

Все панихиды и поминки.

Того, с большой душою в теле

И с тяжким грузом на гробу, —

Чтоб не испытывал судьбу, —

Взять утром тепленьким в постели!»

И после непременной бани,

Чист перед богом и тверез,

Вдруг взял да умер он всерьез —

Решительней, чем на экране.

1974

О знаках зодиака

Неправда, над нами не бездна, не мрак, —