Балкон в лесу - [51]

Шрифт
Интервал


Гранж подтолкнул Гуркюфа к люку эвакуационного хода и, уже ступив ногой на лестницу, обернулся, чтобы в последний раз окинуть взглядом блокгауз. После взрыва в действиях Гранжа не было заметно никакой спешки; он испытывал необъяснимое чувство защищенности. Тела Оливона и Эрвуэ уложили на тюфяке; шинель, которую на них набросили, оказалась слишком короткой: Гранж усматривал какую-то грустную иронию в том, что лица были прикрыты, а ноги открыты, поэтому они подтянули шинель к низу, а чтобы не видеть больше лиц, положили тела на бок и, прислонив одно к другому, повернули к бетонной стене. Гранж нащупал у себя в кармане две удостоверявшие личность бляхи, которые он снял с запястий; он услышал, как они звякнули, задев тяжелое металлическое кольцо — ключ Моны. Блокгауз являл собой известковую кучу, в которой ноги цеплялись за искореженные железки; оседавшая пыль тяжелым пеплом уже посыпала складки шинели, припорошила изломы сукна мерзким снегом. Эта пыль раздражала его. Он пролез назад через люк, яростно встряхнул шинель, снова подтянул ее до лиц. Затем, не оборачиваясь, проскользнул в тоннель и захлопнул у себя над головой люк.

После эвакуационного хода подлесок казался еще светлым. Они сориентировались по компасу Гранжа и, углубившись в лесосеку, двинулись на запад. На дороге возобновился гул моторов; позади них, ближе к дому-форту, в лесу раздавались громкие голоса, спокойно-непринужденные, как у охотников, которые перекликаются по окончании облавы. Они шли, полусогнувшись, сквозь плотную, гибкую поросль майских ветвей, волоча за собой довольно шумный кильватер сломанных кустарников. Но это их мало беспокоило: голоса позади них мало-помалу затихали; сохранялось почти пьянящее, странное ощущение привилегированности, которое приходит к раненым и пленным. Запыхавшиеся, они то и дело останавливались и стоя отпивали по глотку из фляги Гуркюфа. Все мысли разом принимались течь сами по себе в другой плоскости. Война продолжалась, но она катилась уже где-то очень далеко с томным постукиванием последних капель грозового облака, которые высыхают на стекле.

— Чем ты займешься после войны? — почти рассеянно спросил Гранж.

Они разговаривали, как разговаривают на перроне, когда мысли уже далеко, в то время как к составу цепляют локомотив и посадка вот-вот оборвет равнодушное прощание.

Местность впереди них начала потихоньку понижаться: они подходили к оврагам Брейя, как когтями, захватывавшим плато, но сходившим на нет вблизи дома-форта. Лес с этой стороны являл собой густые заросли молодых каштанов; ходьба сквозь жесткие стебли, которые приходилось раздвигать руками, изматывала их. Ружье Гуркюфа всякий раз застревало в сплетении ветвей; он чертыхался; развевавшиеся полы шинелей цеплялись за колючие кустарники; ножны штыка, фляги позвякивали в чаще с дребезжащим звоном колокольчиков стада, спускающегося с альпийских лугов.

«Нам не дойти, — почти беспечно подумал Гранж. Впрочем…»

Нога его распухла и наливалась тяжестью. Он остановился, чтобы сменить повязку, швырнул в кусты испачканный тампон. Когда он ступал на пятку, острая режущая боль стрелой пронзала его ногу до поясницы; он переводил дыхание — долго, закрыв глаза, с похолодевшими висками, вытирая рукой влажный от скверного пота лоб. В лесу начинало темнеть; на бледнеющем небе две-три расплывчатые звезды уже подрагивали на острие ветвей. Шум голосов и моторов прекратился. Из-за потери крови он с легкой головой как бы качался на волнах надвигавшейся покойной ночи. Они шли к Мёзу. Но теперь уже не было так важно, дойдут ли они до Мёза. Теперь уже вообще было не важно, придут ли они куда-нибудь. На запястье, там, где шероховатая ткань натирала ему кожу, он ощущал легкую, бархатистую дрожь жара — и даже едва ли не сладострастную.

— Стой, — буркнул он Гуркюфу, потянув за ножны штыка, который ужасно раздражал его своим позвякиванием. — Надо попить.

Во флягах у них было только красное вино; едва он попробовал терпкой жидкости, как от мгновенной тошноты ему скрутило живот, точно он наглотался опилок. Он попытался встать на ступню, но нога под ним согнулась, будто нашпигованная вдруг иголками. Он задрал штанину выше колена — распухшего, твердого, испещренного легкими синеватыми бляшками. «Наверное, осколок ударил плашмя, так что я и не почувствовал», — подумал он. Он прислонился к молодому побегу каштана, положив ногу прямо перед собой на мох. Выступивший ледяной пот вновь увлажнил его своим быстрым прикосновением, сбежал от висков к животу. Просунув руку сзади за ремень, чтобы ослабить его, он вытащил ее липкой от крови: он был ранен еще и в поясницу.

— Плохи дела, — сказал он отрывисто. — Оставь меня здесь.

Он смотрел на торчавшего перед ним Гуркюфа, который, широко расставив ноги и оттопырив губу, завинчивал флягу с таким комично-смущенным видом, что Гранж почувствовал, как его одолевает призрак смеха, который, скользя по лицу, не вызывал на нем никаких перемен. Замешательство мужчины перед раной вдруг очень сильно поразило его. Все-таки не хотел бы он, чтобы в этот момент подле него оказалась женщина.


Еще от автора Жюльен Грак
Побережье Сирта

Жюльен Грак (р. 1910) — современный французский писатель, широко известный у себя на родине. Критика времен застоя закрыла ему путь к советскому читателю. Сейчас этот путь открыт. В сборник вошли два лучших его романа — «Побережье Сирта» (1951, Гонкуровская премия) и «Балкон в лесу» (1958).Феномен Грака возник на стыке двух литературных течений 50-х годов: экспериментальной прозы, во многом наследующей традиции сюрреализма, и бальзаковской традиции. В его романах — новизна эксперимента и идущий от классики добротный психологический анализ.


Замок Арголь

«Замок Арголь» — первый роман Жюльена Грака (р. 1909), одного из самых утонченных французских писателей XX в. Сам автор определил свой роман как «демоническую версию» оперы Вагнера «Парсифаль» и одновременно «дань уважения и благодарности» «могущественным чудесам» готических романов и новеллистике Эдгара По. Действие романа разворачивается в романтическом пространстве уединенного, отрезанного от мира замка. Герои, вырванные из привычного течения времени, живут в предчувствии неведомой судьбы, тайные веления которой они с готовностью принимают.


Сумрачный красавец

"Сумрачный красавец"-один из самых знаменитых романов Жюльена Грака (р. 1910), признанного классика французской литературы XX столетия, чье творчество до сих пор было почти неизвестно в России. У себя на родине Грак считается одним из лучших мастеров слова. Язык для него — средство понимания "скрытой сущности мира". Обилие многогранных образов и символов, характерных для изысканной, внешне холодноватой прозы этого писателя, служит безупречной рамкой для рассказанных им необычайных историй.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.