Балкон для Джульетты - [8]

Х а н о в. Виктор Михайлович, за все случившееся здесь на участке ответственность несу только я. Один я.

Я с е н е в. Нет уж, увольте. Да, вначале я струсил, мужества не хватило. Вы все на себя взяли. Презираю себя за это.

Х а н о в. В тот момент всем здесь распоряжались не мы. Князев и капитан Грачев.

Я с е н е в (не сразу). А я бы не смог. Ну почему? Неужели бы и на фронте не смог?!

Х а н о в. Там смогли. А страха только полоумные не чувствуют.

Я с е н е в. Спасибо, утешили. Знаете, что самому себе противно? Такие, как я, и добиваются всего в жизни: квартира пятикомнатная, кооператив для деток, автомашина, дача собственная… Плывем на лихой волне завоеванной кем-то победы.

Х а н о в. Ну уж зачем так-то самоуничижительно…

Я с е н е в. Нет. Вот сейчас все это честно. И раз уж я с вами, как говорится, во хмелю откровения, признайтесь, Андрей Ильич: старость — это похмелье?

Х а н о в. Было бы за что пить.

Я с е н е в. Ну, а вы за что пивали?

Х а н о в. Пили за победы на фронте, и за каждый восстановленный завод, цех, домну, городской квартал, и за то, что железной метлой выметали всю послевоенную разруху, даже память о ней…

Пауза.

Я с е н е в. Да, человек для человека должен быть душевным лекарством. Спасибо вам, Андрей Ильич.

Х а н о в. Вот ты, Виктор Михайлович, говоришь, старость… А ведь это повседневное мужество. И борьба с собственной немощью, и боль за других, далеких и близких, и ответственность за все, это ведь как укол в сердце. Старшина, а ты что стоишь? Сядь. Любишь своего капитана?

Д я г е л е в. Жизнь готов отдать!

Х а н о в. Я уж теперь и не помню, чей-то был очерк в печати, назывался «Портрет огнем!». Солдат своим телом командира от взрыва гранаты заслонил. Жизнь тому спас, а сам погиб. В крови это у нас, у советских людей, в крови.

В вагончик входит  А л л а.

А л л а. Молчат?

Я с е н е в. Чуда ждем.

А л л а. Чуду и тому есть предел…

Х а н о в. Вера сильнее чуда.

Д я г е л е в. Если уж капитан Грачев молчит, значит, душа у него криком захлебывается. Товарищи начальники, не могу я больше здесь сиднем сидеть, я на переправу побежал.

Я с е н е в. Старшина, я с вами!

Х а н о в. Аллочка, останься у рации. И любое сообщение от них передавай по трансляции немедленно. И чтобы все слышали!

А л л а. Понимаю, Андрей Ильич.

Ханов, Ясенев и старшина выходят.

Господи, спаси то, что даже уже нельзя спасти…

Неожиданно автоматически включается рация.

Штаб спасательных работ слушает!

В разных углах сцены в лучах света  К н я з е в  и  Г р а ч е в.

К н я з е в. Роман, это ты, ас эфира?

А л л а. Нет, это я, Алла.

К н я з е в. Аллочка, это я, Князев.

А л л а. Николай Васильевич, дорогой вы мой… Нет, я не плачу. Почему молчали до сих пор?!

К н я з е в. Некогда, Аллочка. Здесь на дне реки муть сплошная, я у капитана Грачева только пятки свинцовые и вижу.

Г р а ч е в. Докладывает капитан Грачев: авиабомба, выпуск 1942 года, фирма «Эссен», РУР, вес полтонны, корпус изъеден коррозией, детонировать может в любую минуту.

К н я з е в. С ней, как со сварливой тещей, ласково обращаться надо…

Г р а ч е в. Взрыватель разминировать придется ювелирно, вручную.

К н я з е в. Нежность прояви, капитан, чуткость, ненавидеть эту дуру, как врага лютого, после будем.

Г р а ч е в. Эх, водолаз, ты ведь, как шахтер, полжизни неба над своей головой не видишь.

К н я з е в. А для меня царство подводное — что небо звездное. И не мыслю себя без этого… Для меня это не просто работа, а категория эстетическая, почти искусство. Попробуй-ка лишить художника кистей, холста или зрения! Ну, а ты сам-то, сапер, ради чего каждый раз жизнью рискуешь?

Г р а ч е в. Не думаешь ли ты, что и мне легко умереть? Ох, как еще пожить хочется… Ну, кажется, все!

А л л а. Что — все?

Г р а ч е в. Князев, заводи трос!

К н я з е в. Да, тут что ни говори, а года человеческие в секунды спрессованы, да их еще и пережить надо… Аллочка, связь наша, к сожалению, окончена!

А л л а (отчаянно). Коленька, милый, побереги ты себя!

Рация автоматически выключается…

(Включает микрофон трансляционной сети.) Говорит штаб спасательных работ! Говорит штаб спасательных работ! Товарищ Ханов, Андрей Ильич! «Духи подводные» на связь вышли! У них пока все в норме, пока все в норме! Жду дальнейших сообщений. Перехожу на прием. (Переключается.)

В вагончик входит Наташа.

Н а т а ш а. Вы сейчас говорили с ним? Что? Что там?!

Пауза.

Лгать тоже надо честно!

А л л а (не сразу). Вот мы сейчас сидим здесь с вами по разным углам и, наверное, ненавидим друг друга. Как же все это бесконечно мелко. А им-то как сейчас, каково там, под водой, в обнимку с этой проклятой бомбой в жмурки играют!

Н а т а ш а. Вы тому виной.

А л л а. Я?

Н а т а ш а. Вы все, все толкнули его на это! Хотя и делали вид, что возмущены его решением. Одна я восстала против этого самоубийственного шага. Пошла даже на ложь! Никогда не лгала раньше: я не беременна.

Пауза.

А л л а. И вы со мной так откровенны?

Н а т а ш а. А кто вы для меня? Как это говорят на театре: «Героиня случайной встречи»! Неужели вы всерьез думаете, что Николай Васильевич предпочитает вас мне?

А л л а (не сразу). Да, вам все в жизни далось с лихвой. Даже красота… А мне все с боем.