Балкон для Джульетты - [10]

Шрифт
Интервал


Пауза.


Х а н о в. Не надо. Если уж военный вертолет не пробьется, то уповать будем только на господа бога.


В вагончик входит  Н а т а ш а, останавливается у порога, прислоняется к косяку двери.


Я с е н е в. Что? Да не молчите вы! Что?!

Н а т а ш а. Ему нужна срочная операция. Срочная. И здесь, на месте.

А л л а. Боже мой…

Х а н о в. Сюда через час-полтора прибудет вертолет с врачом.

Н а т а ш а. Я сказала: операцию нужно делать немедленно.

А л л а. Но кто?

Н а т а ш а. Я осмотрела ваш медицинский пункт, он прилично оборудован. Да и иного выхода нет.

А л л а. Я спрашиваю, кто?!


Пауза.


Н а т а ш а. Операцию буду делать я.

С в е т а. Вы?!

А л л а. Решитесь на такое?

Н а т а ш а. Мне нужен ассистент, мне нужен помощник. Алла, вы сможете? Сможете.

А л л а. Я…

Н а т а ш а. Идемте. Мужчины, помогите нам перенести Николая Васильевича в медицинский пункт. Дорога каждая секунда!

Я с е н е в. Скажите, он будет жить? Будет?!

Н а т а ш а (не сразу). Он — мой муж. И сейчас он мне дороже собственной жизни. Господи, как же я не понимала этого раньше…


Откуда-то издалека доносится мощный взрыв.


Г р а ч е в. Взорвали. Авиабомба обезврежена.

Х а н о в. И ведь оставался всего один шаг. Один шаг до цели. Как же чудовищно трудно дается этот последний шаг.


Гаснет свет. Слышен шум метронома. Он словно отбивает удары человеческого сердца.

Загорается свет. Медицинский пункт. Н а т а ш а  и  А л л а  у операционного стола.


А л л а. Как же вы все-таки решились?..

Н а т а ш а. Не говорите под руку.

А л л а. Решиться на такое!

Н а т а ш а. Перестаньте болтать. Дайте тампон. Шприц. Протрите еще раз спиртом. Еще тампон. Марлю, вытрите мне ею лоб. Делаю укол. И запоминайте каждое мое движение, действие. Вы свидетель всего происходящего.

А л л а. Свидетель? Вы не уверены в себе?

Н а т а ш а. Несу полную ответственность за все. А если я в чем-нибудь ошибусь, просто не хватит сил…

А л л а. Нет!

Н а т а ш а. Тогда будете делать все под мою диктовку. Да возьмите же себя в руки!

А л л а. Сейчас я готова молиться на вас…

Н а т а ш а. Скальпель. Не тот, другой, тот, что слева.

А л л а. Скажите, он будет жить?

Н а т а ш а. Я не святая. А сейчас молчите.

А л л а. А мне хочется кричать. Да, криком кричать!

Н а т а ш а. Я на пределе. Я должна собрать всю свою волю. Вы понимаете это?

А л л а. Я восхищаюсь вами.


Молчание.


Н а т а ш а (это звучит как заклинание). Николай, ты для меня сейчас совсем чужой, посторонний человек на операционном столе. Человек, который нуждается в помощи. Господи, ведь ради чего-то меня учили… Никогда не думала, что стану хирургом собственного мужа! Ну, почему ты молчишь?

А л л а. Он без сознания.

Н а т а ш а. Знаю. И в этом его благо. Алла, тампон. Еще тампон. Будьте предельно внимательны.


Идет операция.


А л л а. Он никогда не смог бы полюбить меня. Он любит вас. Только в такие секунды понимаешь все это.

Н а т а ш а. Я не нуждаюсь в подобном допинге. Лучше следите за руками, они у вас дрожат. Еще тампон! Он потерял слишком много крови.

А л л а. Ему нужна кровь? Я стану донором!

Н а т а ш а. Вам после такой психологической нагрузки, а возможно, и стресса как бы самой не пришлось лечь в госпиталь.

А л л а. Ее даст каждый из нас!

Н а т а ш а. Да, он потерял очень много крови…

А л л а. Вам плохо?!

Н а т а ш а. Сейчас пройдет. Я слишком на себя понадеялась. Оперировать собственного мужа… Если все пройдет благополучно, это будет стоить мне пятнадцати лет, нет, всей жизни.

А л л а. Исход не может быть иным?

Н а т а ш а. Пот заливает мне глаза. Тампон! Я ничего не вижу.

А л л а (вытирает). Вы не женщина, вы сейчас хирург, в ваших руках человеческая жизнь. Жизнь любимого…


Гаснет свет. Вновь стук метронома, постепенно затихает.

Загорается свет. Тот же вагончик. В вагончике  Х а н о в, Я с е н е в, Р о м а н  и  С в е т л а н а.


Я с е н е в. Андрей Ильич, сколько прошло времени, как началась операция?

Х а н о в. Сорок пять минут. Нет, уже сорок шесть.

Я с е н е в. Самое отвратительное самочувствие, когда ты ждешь: живешь только надеждой, а умом понимаешь, что может произойти все. Все!

Х а н о в (вдруг, прислушиваясь). Это же вертолет?!

Р о м а н. Нет, Андрей Ильич, катер. Саперы возвращаются после ликвидации авиабомбы.

Я с е н е в. А, с людьми все веселее будет…

Х а н о в. Капитан Грачев, переправиться на тот берег мы должны точно, стопроцентно знать, не ожидает ли нас еще какая-нибудь дьявольщина вроде этого сюрприза. Вероятнее всего, в дни войны здесь была наша переправа. И капитан Грачев не исключает эту возможность.

Я с е н е в. Так вот почему вы не даете команду тянуть дальше дюкер… А время идет, все горит у нас под ногами!

Х а н о в (не сразу). Вот мы иногда говорим, брюзжим даже: не то пошло поколение, душой беззаботно, да и в коленках хлипко… А я такого что-то за всю свою жизнь не припомню, чтобы любящая жена взялась за скальпель, а перед ней на столе лежал ее собственный муж. А, Виктор Михайлович?

Я с е н е в. Я и своих-то детей понимать отказываюсь. Лучше вот их спросите.

Х а н о в. А они сейчас другим заняты. Свадьба-то у вас когда?

С в е т а. Я еще окончательно не решила.

Р о м а н. Светка, перестань мне нервы трепать, мне, как и всем здесь, и так несладко!


Еще от автора Лев Иванович Митрофанов
Суд матери

Сборник пьес драматурга Льва Митрофанова содержит произведения, отражающие жизнь наших современников. В пьесе «Где нас любят…» рассказывается о береговой службе полярного мореходства, о трудностях, с которыми нередко встречаются в Арктике советские моряки и преодоление которых требует решительности и мужества. «Суд матери» — пьеса о молодом солдате, поначалу не признающем воинской дисциплины, не желающем понимать важности военной службы, но в действительности представляющем собой человека необыкновенно чистого, душевно богатого, с сердцем, полным добра и сочувствия к людям, готового на самопожертвование ради спасения чужой жизни. В основу пьесы «С повинной…» положена проблема воспитания личности в нашем обществе.