Балканская звезда графа Игнатьева - [75]

«Любезный барон Жомини», заместитель Горчакова по министерству, очевидно, был величайшим дипломатическим авторитетом в глазах Шувалова. Хотя и этот «великий дипломат» горчаковской школы не знал точно, где находится, скажем, Филлипополь — к северу или к югу от Балкан. Прожив всю жизнь в России, он так и не выучил русский язык, занимаясь редактурой на французском всех важнейших нот и конвенций Министерства иностранных дел. Причём содержание их представлялось ему совершенно безразличным. Всё это не мешало ему в свою очередь распространяться о политике, основанной на национальных интересах...

Фактически в Берлине судьба России оказалась не в руках дипломатов, а в руках военных — людей более или менее практических. Но и положение последних оказалось незавидным. «Когда мы узнали, что на нас будет возложено проектирование границ, — вспоминал позже Анучин, — мы обратились в путевую канцелярию канцлера за необходимыми для нас картами. Никаких карт для подобных занятий не оказалось. У меня решительно ничего не было с собой, так как меня схватили на дороге, Бобриков имел карту Сербии, а Боголюбов — Черногории. Бросились в магазины — тоже нет полного экземпляра австрийской карты Балканского полуострова. Пришлось явиться на первое заседание без всяких карт». Потом русские дипломаты выписали карты... из Вены. По австрийским картам и защищали уже русские интересы.

Через десять дней после открытия конгресса Шувалов рапортовал в Петербург: «Обстоятельства настолько выяснились, что теперь мы ясно видим против нас всю Европу, за исключением Германии... Германия с нами, но ничего сделать не может для нас, и князь Бисмарк преспокойно уедет в Киссинген, оставив нас драться с Англией и Австрией, а может быть, и ещё с кем-нибудь. Что мы можем выиграть? а) независимость Румынии, но это мало нас занимает; б) независимость Сербии, но ей хотят дать больше, чем мы желаем; образования княжества Болгарского; в) в материальном: Бессарабию, часть Малой Азии с Карсом и Батумом. Об остальном думать невозможно».

Участь Болгарии была предрешена. Вена ассистировала Лондону и резко возражала против создания единой Болгарии. Вместо государства, спроектированного игнатьевским мирным договором, были учреждены две болгарские провинции, отделённые цепью Балканских гор и ещё поделённые на пять частей, из которых две части возвращены под власть турок, тогда как они уже были освобождены Россией. Территория Сербии и Черногории была значительно урезана.

«За болгарской драмой последовала боснийско-герцеговинская комедия» — так выразился берлинский корреспондент «Таймс» о решении конгресса принести две турецкие провинции на «закуску» Австрии. Англия за демонстрацию своих броненосцев и декларацию защищать владыку правоверных, получила от султана остров Кипр. Было над чем задуматься. Русские войска перешли через Дунай, перемахнули через непроходимые некогда Балканы и почти держали в своих руках ключи от Царьграда. Всё, как снег 1878 года, таяло буквально на глазах, и, наконец, плоды их победы вместе с последними почерневшими сугробами испарились под берлинским солнцем.

А Бисмарк расслабился. Он выглядел абсолютно счастливым человеком, опуская шуточки по поводу уникальной роли иностранного министра перед Россией: «Своим поведением во время конгресса я заслужил бы высший русский орден с брильянтами, если бы таковой у меня не имелся давно!» Слушатели хохотали от души. Ещё более циничными выглядят слова английского посла Лэйярда о Берлинском конгрессе, сказанные им несколько позже генералу Михаилу Скобелеву: «Когда галлы взошли в Капитолий, гуси закричали, и галлы испугались. Мы сделали как гуси, и русские испугались».

Короче, наступил полный мир....

Дмитрию Гаврииловичу Анучину пребывание в Берлине казалось каторгой. Его душа честного русского человека птицей-синицей рвалась домой: «Мне здесь нестерпимо тяжело! С каким восторгом я выберусь отсюда».

В день отъезда вместе с Боголюбовым он пришёл проститься с князем Горчаковым. Утомительная беседа, от которой они отделались с большим трудом, длилась почти час. Канцлер с необычайным многословием и старческой откровенностью рассказывал о значении богатства и о том, как он успел сделать богатыми своих сыновей женитьбой на богатых и покупкой задешево выгодных имений.

Любые низкие помыслы претили Анучину. Однако то, что он услышал от самого князя, подтвердило давно ходившие слухи — экономиями и биржевыми спекуляциями Горчаков нажил не менее двух миллионов рублей серебром!

САМАЯ ЧЁРНАЯ СТРАНИЦА В СЛУЖЕБНОЙ КАРЬЕРЕ КАНЦЛЕРА

Почти всё лето Игнатьев провёл в Киеве и у себя в деревне, в ставшей уже родной ему «Крупке». Но всё это время он пристально следил за событиями, разворачивающимися в Берлине. Новости были неутешительные. Он понял, что в Петербурге так и не отдали себе отчёт в степени политического поражения, которое понесла Россия в результате Берлинского конгресса.

В августе 1878 года Игнатьев прибыл в столицу. На этот раз по семейным делам: надо было отдавать старшего сына Леонида в Пажеский корпус. В этот же день на Михайловской площади, в людном месте, среди белого дня был убит Мезенцев, шеф жандармов. Царь тем не менее нашёл время для встречи со своим крестником. Расстроенный Александр старался держаться, будто ничего не случилось, но Игнатьев сразу заметил его состояние.