Балерина, Балерина - [32]

Потом я одна и думаю, что утро. Окна нет, но я думаю, что в этой комнате всегда утро, потому что свет синий. И подрагивает, и я думаю, что тогда, когда он подрагивает, в любой момент наступит день и что в любой момент наступит ночь, и потом я зажмуриваю глаза. Я знаю, что потом придет Йосипина, и так каждый день, потому что она говорит, что Джакомино ничего не имеет против, когда она ходит ко мне. Я знаю, что придет Йосипина и помажет меня сзади кремом. Йосипина тоже говорит, что крем Нивея самый лучший. Он и для ран, которые у меня сзади. Йосипина говорит, что раны у меня потому, что я столько лежу, потому что не встаю, потому что не хочу вставать, и потом я стону от боли. Йосипина говорит, что я едва говорю а-а-а-а-ах, совсем тихо, что стону а-а-а-а-ах, и что все равно это слышно там, в коридоре, который ведет к бойлерной. И Карло тоже говорит, когда приходит ко мне, что там внизу, совсем рядом с моей комнатой, бойлерная. Он говорит, что там греется вода, которая потом течет по всем батареям во всей больнице. И что поэтому иногда так тепло здесь, в моей комнате.

Я писаю. И я знаю, что, когда я пописала, наступает новый день. Я не хочу вставать, и говорят, что я уже и не могу. Я не хочу думать об Иване, который меня вылечит. Я хочу просто быть. Лежать, и спать, и видеть сны, что я на кухне, встаю на цыпочки и пальчики у меня болят, и что я пою, и потом бросаю в дверь всё, что мне попадется. И нож тоже, который потом втыкается в дверь, и Карло сердится, потому что он только что его заточил.

Потом я в комнате, я думаю, что там, где окно, и под ним двор, и каштан, где спят птицы, и поле, где ходит Карло и разговаривает с дядей Феликсом, и черешня, и потом луг, и высокая трава, и сверчки. И потом ночь, и луна, которую я не вижу, и столько всего плохого в мире, потому что добрались до Луны на спутнике, и папа купил телефункен, и кухня была полна людей, которые смотрели, как полетели на Луну на спутнике. И потом они ушли, и я их не знала, потому что они еще не были у нас на кухне.

И потом приходит Йосипина, и так каждый день, и мажет меня сзади нивеей, и причесывает меня, и говорит, что причесывает меня для того, чтобы была красивой наша Балерина. И потом я листаю журналы. Йосипина листает, но она говорит, что это я листаю, что я смотрю журнал и читаю о том, что происходит в мире, но на самом деле читает она, и листает она, и я жду, что увижу Грету Гарбо и Джину Лоллобриджиду, что Йосипина расскажет мне о хлеве с коровой и о бабушке Марии, которая умерла под Чавеном на масленицу и которая записывала в шкафу все самое важное. Потом Йосипина говорит, что читать больше нечего, одни только ужасы, что лучше не читать вообще, что лучше жить просто так, счастливо, как мы. Я смотрю на нее и слушаю, Йосипину, и думаю, что я грущу, и чувствую слезы на лице. И я знаю, что это слезы, потому что Йосипина берет носовой платок, он выглажен, и разворачивает его, и вытирает мне лицо, и говорит, что это слезки, их надо вытереть, чтобы они не падали на пол и не разбивались. И потом она смеется. Йосипина, после того как намазала меня сзади нивеей и причесала меня. Она смеется и говорит, что теперь ходит в театр, тайком, потому что Джакомино не любит театр. Она говорит ему, что идет ко мне, а на самом деле идет в театр, говорит она. Ох, если бы ты знала, как там красиво, и какой он большой, и какие там все замечательные. Потом она смеется и говорит, что если бы она была молодая, то стала бы актрисой, как Грета Гарбо и Джина Лоллобриджида, которых я больше не вижу, как Чарли, и Станьо, и Олио. Потом она говорит, что у нее есть друг, который ходит с ней в театр, у него есть автомобиль, и потом он сразу же везет ее домой. Что он высаживает ее у церкви, и она бежит домой, и Джакомино думает, что она приехала на автобусе. И потом она смотрит в тумбочку у кровати, Йосипина. И видит кока-колу, и смеется, и говорит, что мне не разрешают пить кока-колу, и потом открывает ее, и мы обе пьем кока-колу и рыгаем там в подвале, в том свете, синем. И Йосипина тоже говорит, что свет синий, и рыгает, но чуть потише и прикрывает рот рукой. И потом она собирается уходить, и улыбается. И говорит, что мы увидимся завтра. И я счастлива, потому что я пила кока-колу и рыгала, и я описаюсь, и будет новый день, и я буду здесь, в постели, и я буду смотреть на свет, синий, и я буду думать, что ко мне приближается мама, которая уже на небесах.

Сейчас воскресенье. Карло говорит, что пришли все, и смотрит на меня. И потом я вижу, что все стоят вокруг постели, и я думаю, что у меня день рожденья. Они смеются. Элизабета тоже рядом со мной. Она смотрит на меня и гладит по лицу. Она такая же, как мама, которой нет, потому что она на небесах. И не может прийти в больницу, пусть даже в воскресенье, и Карло не может привезти ее на машине. Потому что мама рассказывает, что небеса далеко наверху, там, среди звезд, и если потребовалось столько времени, чтобы прилететь на Луну, один бог знает, сколько времени потребовалось бы, чтобы попасть на небеса, говорит мама, которой здесь нет.