Баламут - [13]

— Ф-фу, ты, ч-черт! — сплюнул вдруг Олег и, схватив вилы — которые полегче, бросился назад, к дяде Кириллу. Он так спешил, что даже не оглянулся на повизгивающую поросенком полуторку, буксовавшую на песчаном взлобке.

Из кузова машины, не дожидаясь, когда она подкатит к опрятно-чистенькому вагончику, посыпались, что твой горох из мешка, девки и бабы.

Чуть ли не первой на землю спрыгнула Сонька. Она замахала Олегу рукой, но заметив, что он и не смотрит в ее сторону, бросила парню, молча жавшемуся к ней всю дорогу:

— А ну, кавалер, кто кого обскачет!

И понеслась, понеслась, словно на крыльях, к ладному вагончику, розовеющему новыми тесинами.

Приземистый, коротконогий парень с блестяще карими, нахальными глазами, охотно потрусил вслед за прыткой Сонькой, все время пытаясь хватануть ее то за руку, то за плечо, но она ловко увертывалась.

Они подлетели к дяде Кириллу и Олегу, оба разгоряченные, с искрящимися неподдельным весельем глазами на зарумянившихся лицах, самую малость так окрапленных светлыми росинками.

Кузнец лишь покосился на Соньку и нахально-лупоглазого малого, а Олег, неприятно пораженный азартной игрой, затеянной взбалмошной бабенкой, проворчал угрюмо:

— Нашли тоже место… кобениться!

Сонька же, ни капельки не смущаясь, преспокойно, даже с превосходством, выдержала сердитый Олегов взгляд.

— Касатик, тебе еще рано записываться в свекры! — с невинной улыбочкой пропела она.

А остроглазый малый, стягивая через голову гимнастерку, так ладно сидевшую на нем, сказал незлобиво, обнажая в добродушной улыбке два ряда зубов — отменно крепких, один к одному:

— Принимай, Кирилл Силаич, пополнение!

«Ба-а, да это ж Тишка, племяш волобуевский! — ахнул Олег, исподтишка следя за коренастым, белотелым парнем, еще не успевшим загореть. — Где только Сонька подцепила этого пройдоху?»

Еще по осени, возвратясь из армии, Тишка сразу же пристроился в райцентре кладовщиком в сельпо. Мать его похвалялась соседкам, вытирая уголком головного платка синюшные губы:

— А он, Тиша-то мой, удачливый! Всю действительную просидел в продуктовом складе… как сыр в масле купался, и теперь тож… не пропадет!

«Такой и в огне не сгорит, и в воде не утонет, — опять подумал Олег — теперь уж с веселой усмешливостью. — Он из малости — самой пустяковой, и то выгоду извлечет. Даже вон солдатская гимнастерка и то на Тишку работает!»

Тем временем Тишка, азартно поплевав на ладони, схватился за вилы. И настойчиво повторил с видом эдакого прилежного работяги:

— Силаич, приказывай, какие нам занимать позиции!

Олег со скрытой издевкой в голосе сказал:

— Не знаю, как ты, дядя Кирилл, а я нашего Тишку не сразу признал… раздобрел знатно на сладких сельповских харчах!

И — уже Тишке:

— А сюда чего пожаловал? Или из кладовщиков турнули под изящное место?

Все так же весело скалясь, хитрущий Тишка в тон Олегу ответил:

— За что же меня турнут, ежели я передовик ударного труда? А в Актуши в отпуск… взял отпуск без сохранения содержания. Родному колхозу решил подмогнуть!

— Хо-хо! Гляди-ка ты! — воскликнул Олег, — Ну, и Тимофей… ни дать, ни взять — положительный герой советской литературы!

Утаптывая заложенный основательно стог, кузнец, не произнесший за все это время ни слова, наконец-то скупо бросил, покосившись на Соньку:

— Залазь! Укладывать будешь!

И спрыгнул на землю.

Опираясь на грабли, Сонька проворно, без посторонней помощи взобралась на стог.

Вспоминая, как прошлым летом дядя Кирилл прогнал со стога одну нерасторопную деваху, Олег, смягчившись чуточку, полунасмешливо, полунаставительно проговорил:

— Не ленись, касатка! Следи в оба… пласт на пласт чтоб находил, а середку, само собой, набивай и набивай до отказа!

Пальчиками взявшись за надувшийся колоколом сарафан с голубенькими василечками и оранжевыми маками по клюквенному полю, Сонька дурашливо поклонилась Олегу:

— Спасибочко, соколик, за науку! Чай, как-нибудь… глядишь, и справимся!

Даже дядя Кирилл, смутившись, отвернулся. А Соньке хоть бы что! Ловя на себе блудливый взгляд Тишки, она, как ни в чем не бывало, повелительно прикрикнула:

— Не дремать, миленыши! Веселей подавайте навильники! Люблю веселых да азартных! Я сама веселая до последней сознательности!

Задетый за живое, Олег решил отличиться перед бедовой бабенкой, хотя в душе и клял себя за это на чем свет стоит. Он первым взметнул на стог кудлато-головастый навильник сена. Ну, ей-ей, чуть ли не полвоза было в этой колюче-душистой увесистой охапке!

С визгом отпрянула Сонька от края стога. И уж придя в себя, крикнула с задорцем:

— Эй, барбосище! Насмерть меня придавить хочешь?

В этот миг ее и в самом деле чуть не накрыл с головой новый навильник, сброшенный на стог кузнецом. А пока Сонька, легко, орудуя граблями, молча укладывала пласты сена, подоспел и Тишка. И тут колючая на язык Сонька не сдержалась, подковырнула парня:

— А ты, родимый, видать, первым на службе был… по части хлебова?

Олег даже пожалел племянничка Волобуева, готового, казалось, провалиться сквозь землю. Гася постепенно эту ненужную жалость, он с неприязнью подумал, вскидывая над головой очередную охапку: «Весь, видать, в дядю… хитрющий».