Бал Додо - [3]

Бени, как обычно, выбрасывает все из головы и пытается представить пьянящую радость завтрашнего дня, когда под крылом самолета, заходящего на посадку, откроются голубая лагуна в форме камеи, плантации сахарного тростника, где малейший бриз вызывает зыбь, темные горы и пестрая толпа индусов, китайцев и креолов, собравшаяся на террасе Плэзанса, чтобы поглазеть на самолет, прилетающий из самой Франции. В этой толпе всегда есть тот, кто ее встречает. Хорошо, если это будет Вивьян, ее любимый кузен, ее любовь с детских лет, ее двойник-мужчина. А если Вивьян не сможет приехать, то это будет Линдси, старый глуховатый креол, он у бабушки и шофер, и садовник, и слуга. И еще он муж Лоренсии, самой старой служанки в доме. Линдси и Лоренсия уже работали в доме, когда пятилетняя Бени переехала сюда со своими родителями. И до тех пор, пока Бени не отправили в школу, Лоренсия ходила за ней по пятам. Она была не просто няней, она уделяла ей куда больше внимания, чем родная мать.

Многое в жизни Бени узнала от нее: колыбельные песни, утешительные молитвы; она рассказывала фантастические истории, от которых в потемках стучали зубы, она раскрыла ей множество колдовских хитростей, заимствованных из дедовских ритуалов вуду вперемешку с католической верой. Бени научилась делать из растений лекарства и яды и теперь знает, как использовать дикую корицу и ракитник, — они очищают и являются неизменным атрибутом индейских погребений; с помощью мадре-какао может извести мышей и крыс и умеет пользоваться семенами дьявольского когтя — любая ведьма имеет их в своем арсенале, они дырявят нутро скверным женам, а свирепых мужей превращают в ягнят.

Так что Лоренсия — коктейль из индейской и малагазийской крови, с приправой европейских генов, вообще происхождение неясное, какой-то клубок бредовых предрассудков, — и всем этим она пропитала детство Бени. Даже теперь Бени невольно ускоряет шаг, когда темнеет, опасаясь, что злой дух Миниспринс прячется в корнях баньяна или сидит на ветке индийского миндаля и может оставить ожог прикосновением своей руки. Она слышит, как стонут беглые рабы, которые мертвы уже сто лет, но с приближением бури они возвращаются в места своих страданий. Еще она узнала у Лоренсии, что нужно остерегаться композиции из трех гвоздик, расставленных в трех углах дома, — это верный знак, что враг наводит на вас порчу. И в Лондоне, и в Париже Бени не ложится спать, пока не удостоверится, что гвоздик в доме нет.

Сколько раз, находясь на другом конце света, Бени вспоминала старую неуклюжую метиску с ее походкой, шаткой из-за распухшей от слоновьей болезни ноги, ее смеющееся муравьиное личико, ее заостренный пучок, глядя на который Вивьян утверждал, что Лоренсия — черная копия Оливии, жены Помпея! Сколько раз, мысленно обращаясь к ней, она просила помощи и защиты! И не было случая, чтобы та не помогла. Как бы далеко ни находилась Лоренсия, когда Бени чувствует ее присутствие, то страхи и печали проходят. Едва ли не с того самого дня, когда мадам де Карноэ передала ее заботам Лоренсии, Бени стала для той центром вселенной, дороже родных детей. Да, именно эта преданная любовь, которую она отдала Бени, и еще особый дар Лоренсии действуют на любом расстоянии, окутывая девушку великой благодатью, хотя сама она, может, и не ведает того.

Это ничуть не удивляет Бени: во всем, что касается колдовства, Лоренсии нет равных. Неудивительно, что у нее такая репутация в деревне Ривьер-Нуар, молва о ней докатилась до ее родного Флик-ан-Флака, хотя на мессу она всегда приходит первая и поет громче всех. Бени всегда было интересно, рассказывает ли она на исповеди о своей странной деятельности, о том, что ходит на кладбище и расставляет на могилах красные свечи, что в полнолуние разбивает яйца, о каких-то перьях и семенах, о дьявольских отварах, которые она разливает по бутылкам из-под кока-колы, и о камфаре, которую она жжет над банановыми листьями, шепча заклинания и отгоняя злых духов. И все это нисколечко не мешает ей во время месяца Марии разгуливать с четками в руках перед мадам де Карноэ, вера которой, как это всем известно, истинно апостольская, римско-католическая. Потому что душа Лоренсии похожа на китайскую бакалейную лавку — ту, что на перекрестке Труа-Рут. На витрине рядом с кастрюлями, косметикой и рулонами москитной сетки в добром согласии уживаются гипсовый Сакре-Кер, статуэтки Будды и отца Лаваля[1], Непорочное зачатие и фигурки бога Ганеши со слоновьей головой — те, что бросают в реку, чтобы унять паводок.

Из-за Лоренсии Бени до конца своих дней будет окружена невидимым, но реально существующим миром, вереницей призраков, которые веселятся или страдают, защищают или нападают, но с ними приходится считаться.

Всю свою жизнь из-за своей няни Лоренсии Бени будет видеть то, что другие не видят: тайные знаки в листве деревьев, в волнах, в облаках. Ночь для нее навсегда будет населена дикими кошками, волками, оборотнями и матапанами. Всегда она будет слышать, как под листьями дурман-цвета плачут души, которые появляются на реке в час, когда жабы аги заводят игру на трещотках.