Бал был бел - [6]

Мэры, губернаторы, премьеры

устремили взоры в небеси.

Сколько веры, столько и карьеры

на святой чиновничьей Руси.

Безродный

От Камчатки до Экибастуза

всюду я презрением облит,

гражданин Советского Союза,

проще говоря, космополит.

«Оду? Оды не осилю…»

А. П.

Оду? Оды не осилю.

Где нам, сиволапым!

Чтобы так любить Россию,

надо быть арапом.

Медведосокол

Жирику

Полюбила сокола,

стройного, высокого.

Добралася до мудей —

а они от ведмедей.

Куриный грипп

Был бульончик в обычай,

а ныне — чаёвничай…

Почему же он птичий?

Почему не чиновничий?

Обыватель

Не убил ни одного душмана,

не бомбил ни одного Кабула…

Так теперь мучительно и больно

за бесцельно прожитые годы!

Прикол

Ни волов, ни ослов.

Детки умерли. Горбишься каменно.

— Улыбнитесь, Иов!

Вон туда. Это скрытая камера.

И тут обули

Думала б ты заранее,

лапотная Евразия!

Платят за вымирание

мало до безобразия.

Совет

Поскольку власти

во власти власти,

скажите: «Здрасьте», —

и не вылазьте!

«Пытаюсь вникнуть в существо…»

Пытаюсь вникнуть в существо

задачи этакого рода:

как уничтожить воровство,

не уничтоживши народа?

«То ли у них, ребята, этакая харизма…»

То ли у них, ребята, этакая харизма,

то ли в башках дуплисто у пресловутой братии:

глянешь на демократа — хочется коммунизма,

глянешь на коммуниста — хочется демократии.

«К бритым ли прибиться мне или к седым?»

К бритым ли прибиться мне или к седым?

Как теперь вести себя и при ком?

Не хватало глупости быть молодым —

не хватает мудрости стать стариком.

«Заходя во храм со свитою…»

Заходя во храм со свитою,

в колокольном звоне плавая,

что ж вы все такие сытые,

если все такие правые?

Цензура

Вопрошал Пилат Христа:

«Что есть истина?»

Дальше — пропуск в три листа,

что естественно.

Отцы и дети

Ты, распятый в терновом своём венце

за чужие грехи и горе,

да о том ли Ты говорил Отце,

что младенчика жёг в Гоморре?

«Я похож на кирпич…»

Я похож на кирпич

из какого-то зданья —

он его очертанья

пытался постичь.

«Ни бабок не срубя…»

Ни бабок не срубя,

ни почестей, ни вилл,

всю жизнь искал себя.

Нашёл — и удавил.

Завещание

Во лжи и фальши

иного дня

живите дальше,

но без меня.

II. Из сборника «Чёртова сова» (2004)

«Ты перед тем, как вешаться, сперва…»

Ты перед тем, как вешаться, сперва

поговори (живём-то однова!) —

и выйдет, что ни в чём ты, если честно,

не виноват — планида такова…

За то, что жив, спасибо вам, слова,

слова, слова, а совесть бессловесна —

молчит и смотрит, чёртова сова!

2001

Скажи, что ты жива…

«Прав Ты, о Господи, трижды прав…»

Прав Ты, о Господи, трижды прав

в этом обвале бед,

но разреши обратиться в прах —

сил моих больше нет.

Прав Ты, и кара Твоя проста:

в белый смертельный сплав

слиты время лёгких растрат

и время тяжких расплат.

Трижды прав Ты, но в муке дня,

который там, впереди,

Господи, убивая меня,

любимую пощади!

1976

Пруд. Зима

В глубоком чёрном льду

ветвистые расколы

прозрачно-известковы,

и я по ним иду.

А было — шли вдвоём,

ещё живые оба,

и завитком сугроба

кончался водоём.

2003

«Скорлупка бигуди…»

Скорлупка бигуди.

Пылятся кружева.

Послушай, разбуди,

скажи, что ты жива.

Такой подробный бред —

до складочки по шву.

И пачка сигарет

лежит — как наяву.

1996

«Вот и осень с позолотцей…»

Вот и осень с позолотцей.

Всюду тонкий запах тленья.

Крашу крестик, правлю тризну,

разговариваю с твердью.

Самому ещё придётся

отвечать за преступленье,

именуемое жизнью

и караемое смертью.

2002

«Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!»

Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!

В беспощадные ночи, когда подбиваешь итоги,

вновь приходит на помощь весёлая сильная плоть,

и убийца по имени совесть уходит с дороги.

Но когда твою плоть на глазах твоих скормят земле

и шагнёт к тебе совесть с застывшей усмешкой безумца,

ты ещё затоскуешь, дружок, о кипящей смоле,

раскалённых щипцах и зазубренных тяжких трезубцах.

1995

«Над рекой, над кручей яра…»

Над рекой, над кручей яра,

начиная клокотать,

шла гроза — как Божья кара

или Божья благодать.

Полыхая белокрыло,

шла по сутолоке вод —

и уже не важно было:

воскресит или убьёт.

2003

«Вот и кончен поединок…»

Вот и кончен поединок. Навсегда.

Впереди ещё какие-то года,

слёзы пьяные да карканье ворон.

На зубах скрипит песчинка с похорон.

1996

Теперь уже недолго…

«Будут ли тому причиной войны…»

Будут ли тому причиной войны

или наступленье тяжких льдов —

мы уйдём. Земля вздохнет спокойно,

распрямляя шрамы городов.

Разве это не издёвка злая:

пробуя на ноготь остриё,

взрывами и плугами терзая,

люди звали матушкой её!

Из окна — запруженная Волга.

Берега в строительной пыли.

Ждёт Земля. Теперь уже недолго.

Мы уходим. Мы почти ушли.

1978

«Мне снятся сны, где всё — как наяву…»

Мне снятся сны, где всё — как наяву:

иду проспектом, что-то покупаю.

На кой я чёрт, скажите, засыпаю —

и снова, получается, живу?

Я эту явь когда-нибудь взорву,

но не за то, что тесно в ней и тошно,

и даже не за подлость, а за то, что

мне снятся сны, где всё — как наяву!

1997

«Когда ты предаёшься хлопотам…»

Когда ты предаёшься хлопотам

в толпе таких же человечин,

внутри нашёптывает кто-то там:

«Ты, парень, случаем, не вечен?

Со страхом или с умилением,

но пережил ты, спору нету,

любовь, Отечество, миллениум…

Осталось пережить планету».

2003

«Забавно сознавать, но Робинзон-то…»

Забавно сознавать, но Робинзон-то —

в тебе. Не на рисунке. Не в строке.