Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем - [22]
— Чтобы больше это не повторялось! — говорит Женико с поднятым стаканом. Он бывший кузнец. Из-за травмы ноги слегка прихрамывает, но держится гоголем. И другим советует:
— Не будь нищим! Денег нет — а ты себя ставь, как король!
Это очень цыганский принцип. Женико Грекович его воплощает на сто процентов. Фантазер и шалопай, несмотря на возраст — пятьдесят где-то лет. Он каждого приветит и хотя ничего в общем-то не сделает, у каждого оставит о себе впечатление самое хорошее. Есть в нем черты, которые подкупают, — может, непосредственность, хотя он горячий, не без гордой шкодливости — начудит, накуролесит без зазрения совести, как будто так и надо, разрешает себе — тоже ведь «фантазия» в известном смысле.
Греко между тем продолжает рассказ про военное время:
— Мы катались на эшелонах. Солдаты дитям нашим отдавали из своих пайков! Был такой поезд «Пятьсот Веселый» — в пятьдесят вагонов! На нем можно было ездить бесплатно по всему Союзу! Кто там ехал, все делились, чем можно. В одиночку бы сгинули. А потом война прошла — все наладилось. Мы уже качавали по Сибири. Лошадей не было. На вагонах ездили — семей по пятьдесят-шестьдесят; в грузовых машинах. Русские цыганей уважали, любили. Наши женщины раньше ходили гадать по деревням — всегда приносили сало, курицу, картошку, хлеба. Жили хорошо. Как Пушкин писал:
Работы было много — на рыбзаводах, молокозаводах, еще пекарни, хладокомбинаты, консервзаводы, леспромхозы — все ремонт по луженью: бидоны, фляги. Изготавливали баки, кипятильники, кормушки, а по вечерам делали огонь, чай из самоваров, концерты цыганские, все собирались — старики, молодые; песни, пляски. У нас был главный — Тима Виноградов, а еще в звании — Тома ле Банчоко и Гого ле Милошако[29]. Это, как говорится, центральные бароны — на весь Советский Союз!
Я спросил у Греко, как они пережили пресловутый Указ 56-го года.
— Исполком дал участки — спасибо ему! Это было в Иванове. Мы палатки бросили. Дома стали строить. Везде обращались — на кирпичный завод, мебельный комбинат. На торговой базе шифер был бракованный — они его нам дали за низкую цену. Быстро построились. Русские плотники нам помогали. Мы им платили, не обижали.
Но ветер странствий спустя пару лет перенес мустафони в родное Закарпатье (город Ужгород), но там они тоже задержались недолго — из Ужгорода в Харьков, из Харькова в Брянск, Курск, Орел…
Хрущевская оттепель подарила мустафони возможность подняться в финансовом плане, а брежневский застой только укрепил их материальное благополучие. В 1971 году в кумпании появился первый автомобиль! Марки «жигули».
— Табор был огромный — семей под сто, — вспоминает Руслан. — За табором было футбольное поле. В день покупки все наши цыгане — человек триста — собрались на поле, как на стадионе. Хозяин «жигулей» дал один круг, потом остановился, посадил четверых, с ними проехался: этих высаживает — новых берет. И так он делал, пока каждый из табора круг не проехал! У меня на всю жизнь впечатление осталось. «Жигули» тогда были как сейчас «мерседес»! Потом еще появились машины — пять-шесть на табор. С большим трудом доставались запчасти. Мы даже письма в ЦК писали: мол, одна машина на целый табор — как скорая помощь, нужна, как воздух: беременную женщину в роддом отвезти, старика с инсультом доставить в больницу. Требуются крылья, новая подвеска… И нам присылали! Советское государство о людях заботилось. Я так наблюдаю: цыгане хорошо живут, когда страна живет плохо. Когда страна живет хорошо, цыганам плохо.
— А что интересней — ездить на машине или на лошади?
— Какие лошади? Забыли про них! Машина — мечта! У нас один цыган устроился шофером на завод в Нижний Новгород. Он возил директора завода, у того была «Волга», а наш не сдержался и «Волгу» украл. Его посадили. А шофер он был хороший.
Остальные цыгане работали честно. То есть по-цыгански: как умели, так и честно.
— Мы жили хорошо, — вспоминает Греко. — Приехали наши в Ленинградскую область. Я обратился к директору пивзавода — нет ли работы? «Есть! — говорит. — Вот у нас холодильные емкости — по двадцать тонн, по тридцать, надо их очистить, потому что там накипь». Видел у чайника накипь? Вот и там такое. Мы с народом взялись. У меня в бригаде сильные ребята были — человек пятнадцать-двадцать. Лазили туда на карачках через люк, кислотой отмывали, чтоб металл был чистый, как стакан — чтоб блестел. Это по сути такое же луженье — тоже цинк, нашатырь, кислота, олово. А работа вредная, воздух тяжелый. В холодильниках — лед на стенках, все время в воде. Мы в фуфайках, в масках. По сменкам работали, иначе невмоготу. Сделали. Готово. С пищевою содой последний раз прошлись, главный инженер посмотрел, говорит: «Как вы отделали! Молодцы!» И дал нам подряд на такую же работу по пивзаводам по всей стране! В Москве, Киеве, Прибалтике, Сибири! Трудовых книжек никаких у нас не было, официально нас нигде не брали, но работа у нас была! Мы люди неграмотные, а дело свое знали. Везде нас звали. И дорогу оплачивали — целой бригаде!
