Бах - [43]

Но хотя для выражения аффективных состояний главная роль отведена голосам, основной смысл, заложенный в кантатах, передаётся не только через текст, положенный на музыку, но и через саму оркестровку. Это своего рода ораторское искусство без слов, которое прекрасно описал в начале XX века французский музыковед и органист Андре Пирро в своём труде «Эстетика Иоганна Себастьяна Баха». Используя богатые и разнообразные изобразительные средства, Бах развивает ранее утвердившуюся тенденцию: в музыкальное сочинение надо перенести текст Писания. Тогда композиторы имели в своём распоряжении множество приёмов: хроматизм — для изображения падения или снятия с креста, длительная нота — для обозначения долгого времени, быстрые трели, символизирующие скоротечность жизни или змея-искусителя. К этому надо добавить выбор тональностей: мажор для радости, минор для печали, гармоничные или диссонирующие аккорды, передающие мрачную сторону жизни. К чувству ритма добавляется выбор инструментов: труба возвещает воскресение, гобой — поклонение волхвов, виолончель сопровождает последние минуты жизни Христа. Для христиан того времени, лучше знакомых с Библией, музыка Баха превращалась в человеческий язык.

Сделав это уточнение, не будем забывать и о либреттистах, которые по-своему способствовали назидательности кантат, сочиняя стихи, вдохновлённые Писанием. Мы уже встречали некоторых из них — Айльмара, Франка и Неймейстера. Но как не проникнуться нежностью к прекрасной женщине — Кристиане Марианне фон Циглер (1695–1760), которая напишет текст к девяти церковным кантатам Баха!

Факт удивительный: женщины не имеют права петь в лютеранских церквях (бедняжка Анна Магдалена это подтвердит). В этом плане Мартин Лютер разделял предубеждение святого Павла в отношении слабого пола: «Пусть женщины молчат в собраниях!» А уж сочинять слова к кантатам… Но не забывайте, что на пороге век Просвещения и некоторые женщины уже делают поползновения к эмансипации. Марианна фон Циглер — поэтесса и хозяйка салона в Лейпциге — принадлежала к знатному городскому роду: её отец Франц Конрад Романус был влиятельным бургомистром, а на его великолепном доме красовалась статуя Меркурия. Именно он устроил освещение городских улиц, так поразившее детей Баха по приезде, — 700 масляных фонарей! Тоже просветитель в своём роде. Хотя жизнь не всегда была ласкова с Марианной (она дважды овдовела и потеряла двух дочерей), она черпала энергию в сочинении стихов и общении с творческими людьми.

В те времена некоторые мужчины пестовали нарождающийся феминизм. Так, историк Готлиб Зигмунд Корвинус, оказавший большое влияние на Марианну фон Циглер, в 1715 году издал что-то вроде энциклопедии для женщин («Frauenzimmer-Lexicon»), чтобы показать, что они тоже имеют право на знания. Был ещё философ Иоганн Кристоф Готшед, который изредка станет писать для Баха; тогда он занимался реформой немецкого языка, избавляя его от влияния французского; он тоже сблизится с Марианной фон Циглер. Более того, она будет писать для его журнала «Разумные хулительницы» («Die veműnftigen Tadlerinnen») — под псевдонимом. Этот журнал (снова феминизм!) обращался в основном к женщинам, ибо именно они, играя ключевую роль в воспитании детей, способствуют развитию языка.

Не похоже, чтобы Иоганн Себастьян был завсегдатаем салона фрау фон Циглер в огромном доме Романуса, выстроенном в центре города и роскошно обставленном. Сотрудничество с поэтессой было недолгим и ограничилось в основном 1725 годом, но кантору не приходилось его стыдиться. Автор слов не уступал композитору в ортодоксальности и чувстве Библии. В отличие от Пикандера, который весьма вольно обращался с евангельскими текстами, Марианна фон Циглер ими вдохновлялась. Хотя совместная работа с великим композитором оказалась непродолжительной, она и позже не скрывала своего восхищения творчеством Иоганна Себастьяна, ставя его наравне с Телеманом и Генделем.

Но с кантатами она была знакома, а что думала о «Страстях»?

Были «Страсти» до Баха. Будут «Страсти» Баха, и останется навсегда исключительное, уникальное отождествление композитора с музыкальным жанром, отождествление до такой степени, что музыкант даже затмил самих евангелистов: когда говорят о «Страстях по Матфею» или «Страстях по Иоанну», уже не знаешь, идёт речь о Евангелии или о произведениях Баха. Иоганн Себастьян Бах — пятый евангелист! Для кантора, задачей которого было продолжить своей музыкой пасторскую проповедь, это звучит не так уж нелепо. В «Страстях» он должен был превзойти самого себя и дать ещё большее развитие форме, принятой для кантат. Разве можно изображать и одновременно прославлять последние часы Христа перед смертью на кресте, не используя больше музыкальных средств и эффектов?

Но кто бы мог подумать, что первое исполнение одного из этих гениальных произведений родилось из местечковой ссоры? В Лейпциге было заведено, что «Страсти» исполняются во время вечерней службы в Страстную пятницу, на Святой неделе перед Пасхой, поочерёдно — через год — то в церкви Святого Фомы, то в церкви Святого Николая. В начале апреля 1724 года Иоганн Себастьян решил изменить этот обычай и готовился исполнить свои «Страсти по Иоанну» в церкви Святого Фомы — ради удобства: клавесин другой церкви сломался, и там было недостаточно места для певчих. Однако эта инициатива не понравилась магистратам, которые, извещённые, возможно, разочарованными прихожанами, в письменной форме потребовали от Баха исполнить это произведение в церкви Святого Николая. Адо срока оставалось всего четыре дня — просто курам на смех!