Багровый хамсин - [4]
Фараон не слушал его.
Что?.. Оставить постройку пирамиды, которой он хотел превзойти славу Хнум-Хуфу?.. Отказаться от карлика, которого он ждет уже столько «лунных кругов»?.. Разве его воля не священна?.. Разве не обязана вся страна исполнять всякий каприз своего земного бога?.. Дерзкий старый раб!.. Он растерял с годами весь свой разум!.. Пора фараону найти себе другого советника. Он молод и горяч, — пусть его окружают такие же молодые советники!..
— Тебе пора на покой, мой старый Нахтмину, — сказал фараон холодно, — пришли ко мне завтра же твоего писца, Пенроирита… Кажется, его так зовут?
И повернувшись к Нерхебу, он дружески обнял его.
— Я устал от болтовни старика… Пойдем, нас давно ожидает увеселительная барка с танцовщицами из Сирии… Надеюсь, что новый советник найдет средство сохранить в целости сокровищницы своего владыки…
Нерхеб поцеловал позолоченную сандалию фараона и сочувственно кивнул головой Нахтмину.
Что делать?.. Тучи гнева заволокли светлый лик «благого бога»…
Фараон ушел в сопровождении молодого «семера». Нахтмину остался один.
«Надеюсь, что новый советник найдет средство сохранить в целости сокровищницы своего владыки»… В этих словах звучало явное обвинение, — Нахтмину понял это и вздохнул.
— Ах, «благой бог» слишком молод и не видит грозящих опасностей. Да пошлет Тот светлый разум Пенроириту, чтобы в его молодых руках не дрогнула великая страна от смут и междоусобных войн… Старый Нахтмину не прочь передать ему тяжкое бремя государственного мужа и покойно дожить свои дни среди скопленных сокровищ…
5
Ночной ветер приносил запах ароматических смол, розового масла, мускуса, нарда, кинамона и мирры. Это в «городе мертвых», по ту сторону главного канала, бальзамировщики готовили мертвецов к далекому пути в долину Иалу.
Светлая, бледно-зеленая луна — серебряная лампа ночи — заглядывала под полог шатра на крыше дома плясок.
Танцовщица Актис уже целый час плясала на большом ковре танец «великой любви».
Поджав под себя ноги, по краям ковра сидели рабыни из Ликии и Элама и, раскачиваясь всем телом, пели под аккомпанемент флейт:
Брови Актис были сурово сдвинуты. Она чуть касалась ковра босыми ногами; подвески на татуированной груди ее почти не звенели. Она протягивала вперед полные пригоршни цветов граната, и рабыни начинали петь громче:
Актис заломила руки над головой, и цветы осыпали ее кровавым дождем. Она почти остановилась в своей пляске.
Актис перестала плясать; песня смолкла; одни только флейты кончали еще свой певучий стон…
— Актис!..
Глаза танцовщицы, подведенные сурьмой, сверкнули, губы улыбнулись, и она быстрым легким движением скользнула в глубь шатра.
— Что, мой возлюбленный?..
Актис любима. Три раза уже луна обходила свой полный круг, а она все еще любима прекраснейшим юношей, знатным «семером» Нерхебом — любимцем самого «благого бога».
— Что, мой возлюбленный?..
Актис легла у ног Нерхеба и заглянула ему в глаза. Ее волосы, заплетенные в тонкие косы, были посыпаны голубым порошком и казались иссиня-черными змеями.
— Что, мой возлюбленный?..
— Ты плясала сегодня, как сама золотая Хатхор, — шепнул ей Нерхеб, — твои руки говорили больше, чем могли бы сказать уста… Царица моя, я — раб твой, ибо мед твоей любви наполнил до краев мое сердце, и я лежу без сил…
Она засмеялась счастливым смехом и припала к его руке.
Ветер отдернул полог шатра, и луна заглянула к ним. Запах с того берега стал приторно-сладким…
— Недобрый знак!..
Старая Мимута — хозяйка дома плясок — покачала головой.
— Недобрый знак, когда ветер доносит сюда дыхание мертвых…
Уставшие рабыни не слушали и приставали к ней:
— Госпожа, расскажи нам сказку!
Старуха погрозила им пальцем, запачканным хиной, которой она разрисовывала им утром ногти на руках и ногах, и села у низкого стола, заваленного сладостями, сосудами с пивом, финиками и медовыми печениями; рабыни окружили ее; лениво пожевывая шарики из мастики, они приготовились слушать.
Мимута, сморщенная и желтая, как старый пергамент, была искусной рассказчицей.
— Слушайте, — начала она, — я расскажу вам о мудреце Сатни-Хаэмусете, искавшем волшебную книгу…
Рабыни уселись удобнее и принялись слушать знакомую сказку. К старой истории о поисках магической книги Мимута прибавляла всякий раз свои собственные выдумки.
Нерхеб и Актис не слушали ее. До них лишь изредка долетал ее тягучий, бесстрастный, шамкающий голос:
— Сатни-Хаэмусет встретил их поздней ночью, по пути в Темеху, к Западному рогу неба… Он видел сфинкса с человеческой головой, грифа с телом шакала, орлиной головой и ястребиными крыльями… Он видел тигра с змеиной головой и много других непобедимых и страшных чудовищ пустыни… Но боги Египта охраняли его… Сама светлая Нут явилась ему из ветвей смоковницы, подала блюдо хлебов и сосуд с водой и сделала своим гостем… Три дня гостил у нее Сатни-Хаэмусет, а на четвертый день сказал…
К середине XVI века Нидерланды превратились из захудалой испанской колонии в развитое промышленное государство, имевшее тесные связи с Британским королевством. Молодая и предприимчивая голландская буржуазия не хотела больше терпеть испанское владычество и подняла восстание. Для его подавления Испания послала непобедимого герцога Альбу. Но торжество испанцев было недолгим. 1 апреля 1572 года флот «морских нищих» (гёзов), как называли себя восставшие, штурмом взял город Брил, и началось изгнание захватчиков по всей стране… Автор книги, Людмила Андреевна Ямщикова, еще в начале своей литературной деятельности выбрала псевдонимом имя любимого героя молодежи — Арт.
А52 Маленький Глинка / Ал. Алтаев, Арт. Феличе ; илл. Е. С. Кочетковой. — Москва : Издательский Дом Мещерякова, 2018. — 64 с. : ил. — (Детство знаменитых людей).ISBN 978-5-00108-220-0 Весенним утром в Новоспасском доме Ивана Николаевича Глинки рождается мальчик. В окружении неусыпной бабушкиной заботы маленький Миша подрастает, уплетая гостинцы да расхаживая в стёганой шубке зимой и летом.Однажды на семейном ужине Миша берёт в руки флейту у крепостных музыкантов, следом — скрипку. С этой поры все мысли мальчика и перед сном, и на уроках рисования — о волшебной музыке.Спустя годы имя этого скромного мальчика будет известно всему миру.Елена Кочеткова проиллюстрировала эпизоды из детства Михаила Глинки.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.