Бабушка - [13]

— Глянь, никак это музыкант, — говорю я куме, — слышишь, как он свистит, а сам чего-то вертится.

— Глупая ты, девка, какая тебе флейта, да и не музыкант это вовсе, а господин, что смотрит за постройкой. Я частенько его вижу. Это такая трубка, а в ней стеклышко, сквозь то стеклышко он и глядит. Говорят, через него далеко-далеко видать, и кто где находится, и кто что делает.

— А вдруг он видел, как мы обувались? — испугалась я.

— Ну и пускай! Чего ж тут плохого? — засмеялась Новотная.

За разговором мы и не заметили, как господин очутился рядом с нами. На нем был серый камзол и маленькая треуголка, а из-под нее торчала коса с бантом. Был он молодой и красивый, — прямо картинка.

— Куда путь держите и что за товар несете? — спросил господин, остановившись около нас. Кума объяснила, что несет в Плес на продажу одеяла.

— Какие одеяла? — продолжал он расспрашивать.

— Шерстяные одеяла, господин, чтоб накрываться. Может, какое вам по вкусу придется? — И тут Новотная, скоренько развязала свой узел, разложила одно одеяло на бревнах. Кума на селе была смирная, а когда ей нужно было сбыть товар, тараторила без умолку.

— Это твой муж работал? — допытывался господин.

— Работал, золотой мой, работал, да вот на жатву два года будет, как доработался до чахотки. Хорошо, я нет-нет да и приглядывалась к тканью — и сама научилась. Теперь Мадле говорю: учись, Мадла, чему научишься, того никакой грабитель у тебя не отымет.

— Это твоя дочь? — снова спрашивает господин.

— Нет, соседкина. Помогает мне ткать. Не глядите, что мала, дело у нее в руках так и горит. Это вот одеяло ее работы.

Господин ласково взглянул на меня и потрепал по плечу; отродясь не видывала я таких красивых глаз — синие-синие, как васильки.

— А у тебя своих детей нет? — обратился господин к куме.

— Как же, как же, сын есть, — затрещала Новотная, — я его в Рихново учиться отдала. Господь Бог не обидел его разумом, учиться для него все равно, что орехи щелкать. А как в костеле поет!… Последний грош отдам малому с радостью, только бы вышел из него священник.

— А что, если твой сын не захочет стать священником?

— И что вы, милый господин, Иржик послушный парень, — отвечала Новотная.

Между тем я все посматривала на трубочку и думала — как это все из нее видит господин.

А он словно по глазам отгадал мои мысли и говорит:

— Тебе, верно, хочется узнать, далеко ли видно в подзорную трубу?

Я застыдилась, глаз поднять не смею, а Новотная уж тут как тут:

— Она, Мадла, думала, что это флейта, а вы музыкант. Да я ей растолковала, кто вы такой.

— А разве ты знаешь? — улыбнулся господин.

— Ну, как звать вас, я не знаю, а вот что вы через трубу приглядываете за людьми, за тем, как они работают, это мне известно. Нешто не так?

Господин прямо за бока схватился от смеха.

— Угадала, матушка, угадала… Хочешь посмотреть? — обратился он ко мне, вдоволь насмеявшись, и приставил мне трубку к глазу.

Родненькие мои, кабы вы знали, что за чудеса я увидела в Яромержи! Словно я в окна к людям заглянула, каждого в отдельности рассмотрела и увидела, что он делает, будто рядом с ним стояла. За городом, в полях работают люди, — а передо мной они как на ладонке! Хотела я передать трубку куме, да она отказалась:

— Что ты, что ты, — говорит, — негоже мне, старухе, забавляться игрушками!

— Это не для забавы, для дела нужно, матушка, — возразил господин[32].

— Ну и смотрите себе, а мне ни к чему, — заявила кума, да так и не взяла трубку.

Пришло мне тут в голову: хорошо бы через то стеклышко посмотреть на императора Иосифа.

Начала я поворачивать трубку во все стороны. Господин казался таким добрым, и я призналась ему, кого ищу.

— А зачем тебе император Иосиф? Разве ты его любишь? — спросил он меня.

— Еще бы не любить, его все хвалят, говорят, он добрый и ласковый. Мы каждый день молимся, чтобы Бог послал долгую жизнь ему и его матушке.

Господин как-то странно усмехнулся:

— А хотела бы ты с ним поговорить?

— Упаси боже! Куда бы я глаза дела? — отвечаю.

— Вот не боишься же ты меня, а император такой же человек.

— Такой да не такой, милый господин, — отозвалась кума, — император он и есть император, что там говорить. Я слыхала, стоит только посмотреть ему в глаза, и тебя то в жар, то в холод бросает. Это наш староста сказывал, он уже два раза с императором говорил.

— Верно, у вашего старосты совесть нечиста, вот он и не смотрит в глаза людям, — заметил господин, а сам пишет что-то на бумажке. Потом отдал эту бумажку куме и наказал, чтобы она в Плес шла на склад, там ей заплатят за одеяла. А мне дал серебряный талер со словами: — Возьми эту монету на память и не забывай императора Иосифа и его матушку. Помолись за него, молитва от чистого сердца угодна Богу. А когда придете домой, можете сказать, что разговаривали с императором Иосифом.

Сказал, повернулся и ушел.

А мы встали на колени и не знаем, что делать от страха и радости. Кума начала меня бранить, зачем я много болтала, будто сама не тараторила без умолку! Да кто же мог подумать, что это сам император! Успокоились мы, как вспомнили про талер; видно, не прогневали его, коли сделал он мне подарок. На складе куме дали за одеяла в три раза больше, чем она запросила. Домой мы уж не шли, а будто на крыльях летели. Расспросам не было конца, все нам завидовали. Матушка отдала просверлить в талере дырочку, и с той поры я ношу его на шее. Как туго ни приходилось, я его не разменяла. Жалко, куда как жалко, что лежит теперь император в сырой земле! — с глубоким вздохом закончила бабушка.