Бабочка - [4]

– Взгляните на эту бабочку, – воскликнул вдруг Гэпли, указывая на край деревянного стола.

– Где? – спросил священник.

– Разве вы не видите, вон бабочка, на том краю стола? – спросил Гэпли.

– Разумеется, не вижу, – ответил священник.

Гэпли как громом поразило. Он тяжело вздохнул. Священник глядел на него внимательно. Ясно, он ничего не видел.

– Вера видит не лучше, чем наука, – сказал Гэпли нескладно.

– Я не понимаю вашей точки зрения, – ответил священник, думая, что тот продолжает развивать свои доводы.

В следующую ночь Гэпли увидел, как бабочка ползёт по его стёганному одеялу. Он уселся на край кровати и принялся рассуждать сам с собой. Неужели это только галлюцинация? Он сознавал, что выбился из колеи, и отстаивал здоровье своего рассудка с той же сосредоточенной энергией, которую прежде применял в борьбе с Паукинсом. Умственные привычки так упорны, что ему всё ещё казалось, что он борется с Паукинсом. Он был хорошо знаком с психологией. Ему было известно, что подобные зрительные иллюзии появляются в результате умственного напряжения. Но вся суть состояла в том, что он не только видел бабочку, – он слышал, как она стукнулась о край абажура, как толкнулась потом в стену, чувствуя, как она задела его лицо в темноте.

Он посмотрел на бабочку. Это было совсем не похоже на сон, он ясно и определённо видел её при свете свечи. Видел её волосатое тельце, коротенькие перистые усики, членистые ножки, даже то место на крыле, где пыль стёрлась. Вдруг он почувствовал досаду на самого себя за то, что боится маленького насекомого.

Этой ночью хозяйка заставила прислугу лечь спать вместе с ней, потому что ей страшно было оставаться одной. Кроме того, она заперла дверь на ключ и передвинула к ней комод. Обе они прислушивались и разговаривали шопотом, когда улеглись в кровать, но не происходило ничего такого, что могло их встревожить. Около одиннадцати часов они рискнули потушить свечку и обе задремали. Вдруг они проснулись, сели в кровати и стали в темноте прислушиваться.

Затем они услыхали, как кто-то ходит в туфлях взад и вперёд по комнате Гэпли. Опрокинулся стул и раздался громкий удар чем-то мягким по стене. Потом какая-то фарфоровая вещица с камина упала и разбилась о решётку. Внезапно открылась дверь, и они услыхали, как Гэпли вышел из комнаты на площадку лестницы. Они прижались друг к другу и прислушивались. Он как будто танцевал на лестнице. То быстро спускался вниз через три или четыре ступеньки, то опять поднимался наверх, а затем побежал в переднюю. Они услыхали, как повалилась подставка для зонтиков, и как разбилось окно. Потом застучал засов и загремела цепочка. Он открыл дверь.

Они поспешили к окну. Ночь была пасмурная, туманная; почти сплошной слой густых облаков быстро нёсся, закрывая Луну; забор и деревья перед домом чернели на беловатом фоне дороги. Они увидели Гэпли, похожего на привидение, в рубашке и белых кальсонах: он бегал взад и вперёд по дороге и хлопал руками по воздуху. Он то останавливался, то быстро бросался на что-то неведомое, то подкрадывался большими шагами. Наконец, он скрылся из глаз, спустившись по дороге вниз, в долину.

Потом, пока они спорили, кому из них пойти и закрыть дверь, Гэпли вернулся назад. Шёл он быстро и вошёл прямо в дом, тщательно закрыл дверь и спокойно отправился в спальню. Затем наступила полная тишина.

– Миссис Колвилл, – позвал её Гэпли на следующее утро, стоя внизу около лестницы. – Надеюсь, я не обеспокоил вас ночью?

– Да, следует спросить об этом, – сказала мисс Колвилл.

– Дело в том, что я лунатик, и последние две ночи у меня не было сонных порошков. Особенно вам беспокоиться нечего. Мне досадно, что я так глупо себя вёл, я сейчас спущусь вниз в Шоргэм и достану какого-нибудь средства, чтобы крепко заснуть. Следовало сделать это ещё вчера.

Но на полпути, около меловых ям, снова появилась бабочка. Он продолжил идти, стараясь думать о шахматных задачах, но ничего не выходило. Насекомое полетело прямо ему в лицо, и он, защищаясь, ударил по нему шляпой. Вслед за тем им опять овладело бешенство, прежнее бешенство… то самое бешенство, в которое его так часто приводил Паукинс. Он продолжал идти вперёд, подпрыгивая и нанося удары по кружащемуся перед ним насекомому. Вдруг он ступил ногой в какую-то пустоту и полетел кувырком.

Гэпли лишился на некоторое время сознания, а когда очнулся, то оказалось, что он сидит на куче камней у меловой ямы с подвёрнутой ногой. Странная бабочка всё ещё порхала вокруг него. Он ударил по ней рукой и, повернув голову, увидел, что к нему идут два человека. Один из них был сельский доктор. Гэпли подумал, что это вышло очень кстати. Потом ему пришло в голову с чрезвычайной живостью, что никто никогда не сможет увидеть диковинную бабочку, кроме него самого, и что ему следует помалкивать о ней.

Однако, поздно вечером, когда его сломанная нога была уже перевязана, у него появилась лихорадка, и он забыл о том, что надо быть сдержанным. Он лежал, вытянувшись во весь рост в кровати, и начал водить глазами по комнате, чтобы увидеть, не здесь ли ещё бабочка.

Он старался не делать этого, но безуспешно. Вскоре он заметил, что насекомое сидит невдалеке от его руки, около ночника, на зелёной скатерти, которой был покрыт столик. Крылья бабочки шевелились. С внезапно вспыхнувшим гневом, Гэпли хватил по бабочке кулаком; сиделка проснулась и громко вскрикнула. Он промахнулся.