Бабочка на асфальте - [11]

Рот у мамы приоткрылся, глаза остановились. Боясь поверить случившемуся, она медленно подняла дрожащую руку и прикоснулась к лёниной ножки — не мираж ли это.

Мальчик отвернулся и судорожно вцепился в отца — Отойди от меня, я страшная… Волосики светлые, ты тоже был беленьким, потом потемнел, лобик высокий и глаза твои…

— Что-нибудь случилось с Людой? — спохватился Давид.

— Всё в порядке, она здорова, — уклончиво ответила Дарья Александровна.

— Вышла на работу?

— Да нет.

— Что с ней?!

— Уехала. Уволилась и уехала.

— Куда? Зачем?

— Не знаю. Про неё ничего не знаю, а мне всё равно нужно было в Москву к сыну.

Женится он, вот и прихватила вашего ненаглядного.

Ленечке надоело сидеть у отца на руках, он спустился на пол и отправился обследовать новый дом. Обычно в гостях он не отходил от родителей, а тут почувствовал себя в безопасности.

— Садитесь. Что же вы стоите. Я по такому случаю в магазин сбегаю — радовался Давид.

— Рюмочки серебряные достань, только вымой, а то они пыльные, — проговорила мама. Голос её окреп.

— И рюмки дождались своего часа, — смеялся Давид, а то уже забыли о их назначении.

Мама всегда жила с сознанием «надо», у неё не было слова «хочу». Вот и сейчас сказала себе «надо», медленно опустила с кровати негнущиеся в коленях ноги, опираясь на палку, встала, сделала шаг, ещё шаг и… пошла…

…«И мне скоро нужно будет покупать палку-трость» — усмехнулся про себя Давид, он откинул простынь; в Израиле не только дни, но и ночи жаркие. «Конечное наше время, так близко отстоит прошлое от настоящего. В прошлом было преддверие чего-то необычного, устремлённость вперед. Теперь знаю — у вечности нет времени; „вперёд“ может означать и „назад“ — возвращение к безгрешному состоянию, к началу Творения». Давид зажёг на ночном столике лампу, посмотрел на часы: три часа. Через час-полтора начнёт светать. Старческая бессонница, это когда воспоминания становятся явью. Человек — как река, вода всё время разная, а река одна. Чувства, мысли меняются — текучая вода, а сам я всё тот же. Через два часа в окне дома по другую сторону веранды зажжётся свет, там живёт женщина с грустной улыбкой. В юности я видел в освещенном окне дома напротив радостно смеющуюся девушку. Там же был и мужчина, они клеили обои. Случалось, та хохотушка расхаживала в короткой, совсем короткой рубашечке на одной сползающей с плеча лямке. Сейчас высокая, давно немолодая женщина в окне напротив носит длинные платья. Иногда она танцует. Вот уж не думал, что пожилая, если не сказать старая, женщина, может вот так, подняв руки, самозабвенно танцевать.

Она, конечно, не знает, что я смотрю на неё — за тюлевой занавеской всё видно.

При встрече мы учтиво раскланиваемся — и только. Я не спешу знакомиться, боюсь испортить отношения, как это было уже не раз с предыдущими соседями. Квартира у неё маленькая, неудобная, служит для вновь прибывших из России репатриантов перевалочным пунктом.

Всё никак не могу привыкнуть к обилию свободного времени, раньше, казалось, не будь у меня нужды каждый день ходить на работу, непременно докопался бы до чего-то самого главного — истины вне времени. Совершенствуется техника, способ передвижения; сначала ездили на лошадях, потом на поезде, на машине, на самолёте; а природа человека осталась той же, всё те же страсти и страдания.

Теперь я сам себе хозяин, не нужно выяснять отношения с начальством, не мучают заботы молодости. Свободен как никогда и как никогда ощущаю своё бессилие понять устройство мира, при котором всем станет хорошо. Может счастливый человек не задаётся такой проблемой… Скрыться бы в сон, забыться.

Давид бен Иосеф потушил лампу, долго ворочался в постели, стараясь устроится поудобней и, наконец, уснуть. Не получалось. «А почему, собственно, нужно спать?

Может быть, наоборот, следует радоваться старческой бессоннице, ведь она прибавляет часы жизни. Можно слушать тишину и редкие, размечающие время, внешние звуки». Этажом выше простучали каблучки о каменный пол — вернулась медсестра с дежурства на «скорой помощи». Опять тихо. Через час в соседнем строении прозвенел будильник — там живёт водитель автобуса, сегодня, значит, он работает в первую смену. Скоро начнёт светать. Со стороны арабских поселений слышится нарастающий гул самолёта. «Нет, это не самолёт, слишком низко летит.

Вертолёт… Неужели, опять теракт…» Решительно откинув одеяло, Давид встал, хотел было быстро по-солдатски умыться, одеться, но прихватило сердце; после инфаркта нельзя делать резких движений. Ничего не оставалось как переместиться в кресло у окна и смотреть в редеющую черноту предрассветного неба.

«У арабов, усиленный радиопередатчиками, крик муэдзина. Истошными воплями с минарета они заявляют своё право на нашу землю. Евреи и арабы молятся одному Богу и молятся об одном — о владении Израилем. Но ведь в Торе, которую мусульмане взяли за основу Корана, сказано, кто унаследует эту землю. И ещё сказано: соберутся сюда евреи после рассеяния: „И приведёт тебя Господь Бог твой в землю, которою владели отцы твои, и будешь ты владеть ею; и облагодетельствует Он тебя, и размножит тебя более отцов твоих…“»