Бабки - [6]

– А что с ее Светой сталось? – спросила Настя.

– А ничего, – улыбнулась Ягарья, – вон, приглядись, в конце огорода толстая-толстая тетка, еле наклоняется – это и есть Светка!

– А почему нет совсем маленьких деток? – спросила Настя. – Я видела много девочек, но все они старше трех лет.

– Вот что я тебе скажу, Настасья Петровна, – серьезно сказала Павловна, – война грядет. Война страшная и длинная. Зачем деток на погибель рожать? Что я потом буду делать с мамками безутешными? Да, среди нас целительницы есть, есть и те, кто может оберег сделать или защиту какую. Но, когда лед на реке идет, он все сметает на своем пути. Несчастные те, кто родят в ближайшие годы… Ой несчастные.

– Вы точно знаете, что война будет?

– Не надо «выкать», голубушка. Мы тут все родные, кто кому мать, кто кому сестра, кто кому крестная или тетка названная.

– Так точно знаешь, Павловна? – не унималась Настя.

– Ох, Настя, к моему большому огорчению, точно. Не скажу дня пока. Но скоро. Может, и зря ты приехала. Мы на пороге, можно сказать, недруга. Рядом совсем. Челябинск далеко очень, даст Бог, минует его зло. Вот увидишь, туда спасаться побегут люди, а ты оттуда к нам приехала…

– Значит судьба у меня такая, здесь она ждет меня, – ответила Анастасия.

– Мудро говоришь, хотя глупо поступаешь, – ответила Ягарья.

– Ягарья Павловна, хочу спросить, хоть и неловко мне от этого.

– Говори, – Ягарья улыбнулась добродушно.

– Что за имя такое странное – Ягарья? – скромно спросила Настя. Павловна рассмеялась.

– Кто ж знает, о чем моя маменька думала, когда имя мне такое давала? – сказала она. – Еще с детства двоюродные мои бабой Ягой называли меня, хотя и любя. А здесь закрепилось это прозвище. Местные поговаривают, что к усадьбе Ведьминой опасно ходить – там баба Яга живет, – искренне так расхохоталась она.

– А ты им делала чего дурного, что боятся тебя?

– Нет, не делала. Помогать помогала, и девицы мои частенько врачуют селян. Но, когда кто из них обижает нас, особенно молодых, таких, как Танька или Маруся, мне достаточно только взглянуть на обидчика, как ему от страха приходится немедля подштанники менять. За любую из вас я, если понадобится, убью. И не моргну. Так что, да, я – баба Яга, – Ягарья снова рассмеялась и пошла в дом, оставив Анастасию одну на крыльце.

Только долго Настя одна не пробыла, тут же девицы налетели к ней со всех сторон. Улыбаются, радуются, за собой зовут. И на огороде силы свои Анастасия попробовала, и на кухне помогла, и даже в лес сходить успела. А к вечеру позвали ее в дом, где Ягарья Павловна жила. Туда из деревни пришли.

Как стемнело, пришло две женщины: одной уже годов пятьдесят, вторая – дочка ее лет тридцати. Женщина та бледная была, слабая очень, дочка же, хоть и поддерживала мать, но зло и с недоверием смотрела на тех, к кому пришла.

Ягарья это чувствовала, потому и поручила дело то Татьяне – юной, но очень сильной целительнице. Женщина та уже не один месяц мучилась от кровотечений, и только из-за угрозы смерти матери, дочь решила отвести ее к ведьмам. В благодарность принесли они с собой мешочек крупы.

– Кто будет это делать? – недовольным тоном спросила дочка больной. – Вы? – она указала на Ягарью.

– О, нет, – ответила та, – я врачевательством не занимаюсь. Матушку твою лечить будет Татьяна.

– Кто? Эта девка? – чуть ли не закричала женщина

– Люся, – одернула ее мать, – уймись.

– Мы им мешок гречки принесли! Мы в их гнездо под страхом позора пришли! А какая-то соплячка будет колдовать над тобой?

– Дар… либо он есть, либо его нет, – спокойно ответила Ягарья, – и не имеет значения, в каком возрасте его применяют.

Таня стояла опечалена и обижена, но молчала. Она привыкла терпеть оскорбления со стороны простых людей. Зато она знала, что она не совсем простая. Это ее и тешило.

– А если она навредит моей матери?

– Хуже, чем есть, не будет, – ответила Ягарья. – Твоя мать умирает, и ты это знаешь. И, раз вы пришли к нам, ты понимаешь, что больше никто помочь ей не может. Так скажи, Людмила, к чему тебе обижать того человека, который матушку твою к жизни нормальной воротит? Негоже так делать…

– Человека? – спросила та.

– Люська! – из последних сил закричала мать. – Умолкни и выйди на улицу! Даже, если я умру завтра, в том их вины не будет. Я сама чувствую, что все внутри меня гниет. Коли помогут – значит чудом это будет, а коли нет, ну обеднеешь ты на мешок гречухи. Делов-то…

Дочка ее фыркнула недовольно и вышла вон.

– Идемте со мной, – мило сказала Таня и повела под руку больную женщину в отдельную комнату, специально для таких случаев пристроенную.

Долго их не было. Люся, дочка больной женщины, уж замерзла на крыльце. Стоял конец сентября, теплые вечера сменились осенней прохладой. Павловна вынесла теплую шаль и укрыла ею Людмилу.

– Спасибо, – ответила та.

– Идем в дом, – сказала Ягарья. – Ни в этот. Там пускай Татьяна работу свою делает. Идем к столу, чаем напоим горячим, согреешься. Девчата хлеб испекли свежий.

– Чая ведьминского испробовать? – криво улыбнулась Люся.

– Ага, ведьминского, – с улыбкой ответила Ягарья. – Только в чае том травки лесные, да мелисса с земли нашей. Да не бойся ты, не отравим мы тебя. Больно надо! Ты, Людмила, думай, что хочешь о нас, только мы никого из деревни вашей не обидели, в отличии от вас. И жили мы тут задолго до вашего прихода.