Азов. За други своя - [66]
До затухающего костра десятка два сажень, причём не косых. Рядом, в общем. По всему пространству, насколько проникает взгляд, разбросаны шишаки спящих тел. Татары похрапывают, а у чуть отсвечивающих угольков часовой дремлет. Нам туда. Сердце, и так бьющееся на износ, застучало пуще. Герасим скосил глаза: Сусар рядом, ещё чуть-чуть и обгонит. "Ну нет, поперёк батьки не дело соваться". — Старший Панков ускорился.
Через пяток сажень он догнал Петро Кривоноса. Тот замедлился. В руке пластуна появился нож. "Действуем тихо. Как шум пойдёт, сразу уходим. Передай своим". Герасим повернулся всем телом. Но повторять не пришлось, сын услышал, и уже шептал кому-то. Команда побежала по рядку замерших мужиков.
Герасим тоже извлёк нож. Сусар уже тянется лезвием вперёд, в другой руке — шерстопер. Не удобно сейчас с ним, да куда его денешь? У Петра на спине лук и тул[55] со стрелами. И ничё, ползёт. Ещё и не догонишь. У Герасима сабля, перекинутая на спину, мешается. Ну да это сейчас неловко с ней. А через минуту, глядишь, радоваться будешь, что она у тебя под рукой.
Петро снова замирает, поджидая остальных. Герасим поправил шапку, плечо потянулось ко лбу, пот вытереть. Постепенно все собрались позади. Ждут команды. Пластун обернулся к Панкову. Мол, ну чё, командуй. Я вас привёл. Герасим враз сообразил. Он же командир, Кривонос не хочет его авторитет замыливать. Умный, казачина.
Обернувшись, Герасим махнул рукой в сторону спящего лагеря и сам первый пополз к часовому. Но когда до него оставалось совсем немного, Петро ужом проскользнул мимо. Показалось, тень всплыла у дежурного за спиной, короткое движение, и тот завалился набок. И ни одного звука. "Ну, мастер. — Герасим восхитился пластуном, с удовлетворением принимая его помощь.
Всё верно не до тонкостей. Сейчас главное — дело не загубить. Самое трудное пластун взял на себя. А уже теперь пришла пора и его мужичкам покуролесить.
По-прежнему вокруг тишина, но уже перебивают её лёгкие, еле слышные шаги рыскарей. Герасим подкрался к ближайшему татарину, спящему, укрытому с головой одёжкой. Спина, вот она. Как учил Петро, нож под лопатку, а рука нащупала распахнутый в немом крике рот. Хрип чуть слышный, ну и его не надо. Тело выгнулось дугой, чуть подождать. Так, успокоился. А вот и следующий. Этот задрал голову, рот распахнут, будто сам приглашает по горлу ножиком. Так и сделал. А кровищи-то! Будто тёлку прирезал. От сладковатого запаха юшки, растекающейся лужей, чуть закружилась голова. "Ничего, справимся!" В этот момент на том конце лагеря оглушительно грохнул пистолетный выстрел.
Ну всё, конец вылазки. Мужики замедлились, оглядываясь. Сердце, показалось, колошматилось о грудную клетку, что молоток по гвоздям. Татары вскакивали, суматошно переговариваясь. Крики, суета, враги ещё не поняли, что происходит. Кто-то растерянно спросил неподалёку: "Османы, что ли?"
Голос Сусара прозвучал как-то неожиданно спокойно:
— Ну, османы, и чё?
Хрип, топот ног. Герасим, рванул назад, по собственным следам. Уходить надо к башне, к ней татары боятся приближаться. Перемахнуть груду кирпича, когда-то бывшей стеной, и всё, они у своих. Свои прикроют.
Но где-то они ошиблись. С ужасом Герасим разглядел густые силуэты, устремившиеся наперерез. Они успевали отрезать мужиков от стены, а вот Герасим со своими явно опаздывал. И тогда он резко свернул в сторону едва различимой в тёмном небе Калачинской башни. В татарский тыл, только туда. Там искать не будут. Позади глухо топали мужики. Сусар рядом, это хорошо. А вот Петро, как назло, куда-то запропастился.
А молодцы мужики, ни одного вопроса. Только сын недоумённо заглянул сбоку, но тоже молчок. Пока темнота помогала рыскарям. Там, куда они собирались бежать первым делом, нарастал шум, мелькали тени, пестрили факела. Кстати попался на пути крохотный островок зарослей, невысокий, по пояс, из молодых тонкоствольных кустиков. Его уже почти весь вырубили, во всяком случае, ноги через каждый шаг цеплялись за свежие пеньки. Дружно скомандовав пригнуться, Герасим первым нырнул в спасительные кушири. Мужики дружно последовали за ним. И задачу свою рощица выполнила, как и предполагал. На какое-то время закрыла их от преследователей.
А теперь резко в сторону от реки. Бегом, как можно быстрее. Дыхание рваное, сердце, кажется, готово выбить ребра, но он терпел. Из тех последних сил, которых уже и не было. Герасим мозгом хребта, кусками кожи, где свербели затянувшиеся раны, чувствовал, как с каждым мгновением, с каждым шагом утекает везенье, непонятно по каким заслугам отпущенное им.
Внезапно для самого себя он остановился. В спину ткнулся кто-то из мужиков. Почудилось или верно, сполох уже около рощи. Не, точно, люди. "Ложись!" Команда короткая, Панков больше прошипел её, чем прокричал. Но его услышали. Мужики рухнули, как пулями сбитые. "Тьфу, тьфу, тьфу А теперь ползком". Извиваясь, словно полоз, попавший в костёр, Герасим уводил людей в единственно верном направлении, в сторону от крепости.
В ночи следов не разобрать. Да и после не шибко-то углядишь. За эти дни тут столько народу потопталось, свежих шесть десятков подошв никто и не отличит от старых. По крайней мере, Герасим сильно на это рассчитывал. Почти до рассвета татары будут рыскать перед Азовом, нет-нет да и попадая под меткий выстрел переживающих за них казаков. Сюда придут уже позже, когда сообразят, что не там искали ночных рыскателей. Если сообразят. А то, может, повезёт ещё разок, подумают на соседей — турок. Или решат, что ночные гости уже дома. Кашу трескают, смывшись через неведомый им подземный ход. Хоть бы, хоть бы!
