Азов. За други своя - [25]

— Неужто такую махину вытолкает? — Федор Порошин недоверчиво покрутил винт.

— Вытолкает, не сомневайсь, дядя Федя. Мы такую лодку ещё мальцами на Дону делали. Поменьше, конечно, но ходила, будь здоров.

— Да… — протянул Абакум, — умная машинка. — А чем дышать? Ежли под водой долго плыть, к примеру?

— Есть задумка, — снисходительно усмехнулся Богдан. — Трубка поднимаемая. Со стороны вроде как камышина. Через неё воздух и пройдет внутрь.

— И как дотумкались-то только?

— Казак на выдумку горазд, сам знаешь. Дотумкались вот.

Абакум задрал голову, рассматривая небо, уже заполнившееся блёклыми звёздами и словно встряхнулся:

— Ну, добре, заболтались мы с вами.

— Да, верно, — поддержал его Федор, — пора бежать. У нас ещё пару дел на сегодня намечено. Надо успеть.

— Здорово ночевать, казаки.

— И вам того же.

Атаман и подьячий вышли за калитку задумчивые. Им верно надо было ещё поспеть по делам — не ныне, так завтрева появится турок, а к его приходу ещё готовиться и готовиться.

Глава 6

Телега поскрипывала, подпрыгивая на камнях, колёса шатались, и станичники всерьёз опасались, как бы не отвалились. Два мерина, запряженные в первую телегу тянули с натяжкой, иной раз всхрапывая и мотая от усилия головами. Выехали, ещё не рассвело, и когда миновали ворота, предусмотрительно открытые дежурным, небо на востоке, там, где перекрытые нынче татарскими разъездами скрывались в туманной дали казачьи берега вольного Дона, только-только начало наливаться янтарным соком.

Провожаемые петушиными криками, выбрались на берег Дона. В тумане чуть плескала речная волна, крупная рыба плюхалась, невидимая на стреми. Пахло тиной и размокшей древесиной. Здесь Дон чуть заметно поворачивал, и на берегу вечно скапливались топляки: стволы, ветки и прочий мусор. Иной раз на излучине находили вздувшийся труп лошади, а бывало, и человека. Человека обычно вылавливали, чтобы потом захоронить в сторонке от кладбища. Не всегда можно было понять, по какой причине он оказался в воде. Может, стукнули его, а может, и самоубивец. Животных же, чтобы не отравляли округу гнилым запахом, отталкивали в реку подальше от берега на пожив сомам и ракам.

Шумно вздымая бока, мерины остановились по колено в воде, дальше идти боялись. Четверо казаков, забравшись в холодную реку, облепили подводную лодку. Покряхтев и разом ухнув, стянули в воду. Посудина легла на дно, чуть накренившись. Придерживаясь за края, остановились передохнуть.

Отдышавшись, братья Богдан и Игнатий Васильевы засуетились вокруг, последний раз проверяя просмоленные швы.

Станичный атаман и войсковой подьячий, вернувшись к телеге, вдвоём стянули камень, оплетенный веревкой, — якорь.

Медленно опустили в воду, здесь неглубоко, на верхний край булыжника плескала волна. Тяжело выдохнув, замерли, всматриваясь и прислушиваясь. Обоим показалось, что где-то в стороне еле слышно брякнула уздечка. Туман надёжно скрывал берег, видимость терялась саженях в десяти. Глядя на дядек, застыли и братья.

Какое-то время утреннюю тишину разбавлял только мягкий шорох набегающей волны. И вдруг явственное ржание лошади пронеслось над водой. Ей ответила другая. Казаки точно знали, сейчас здесь нет казачьей скотины. Табун загнали в крепость накануне, из своих вроде никто рыскать в округе не собирался. Дежурный у ворот сказал бы. Значит, чужие!

Абакум наперегонки с Федором, досадливо махнувшим рукой, подхватили якорь. Игнатий подскочил к ним, приглашая и Богдана подсобить, но Абакум, сделав зверское лицо, погнал Васильевых к лодке.

Атаман и дьякон вдвоём подхватили камень. Обвязанный верёвками, он не вертелся, и нести было терпимо, но его же ещё поднять надо! Место для пригорочки якоря находилось на носу, и чтобы добраться до него, дядьки погрузились в воду по грудь. Удивительно, но даже в воде камень почти не полегчал. Братья не поскромничали, выбрав груз пуда на четыре. По команде Абакума разом подняли его над головой, опуская в приготовленную авоську. Нос лодки заметно просел, крен стал больше.

Братья поспешили ухватить со своей стороны. Не оглядываясь, поднажали со всей силы, на лбах выступили вены, вздулись желваки на скулах. Тяжелая посудина разгонялась чересчур медленно. Стараясь тянуть в лад, казаки молчали, не выдавая себя даже кхеком. Сухожилия, показалось, затрещали, и лодка наконец скользнула в мягкой волне, сразу погрузившись почти по верхний край.

Звон уздечки послышался совсем рядом, гортанный голос по-татарски тихо спросил соседа, слышал ли он что-то. Счет пошёл на доли мига.

Братья по очереди бесшумно заскочили на качнувшуюся деревянную конструкцию. Чуть скрипнула дверца люка, и последний Богдан шустро исчез внутри.

И снова выглянул, проверяя, все ли нормально. Последний раз махнув товарищам, тихо прикрыл за собой дверцу люка, поднимающуюся над водой на пару дюймов. Течение медленно разворачивало почти погрузившееся судёнышко, по частям прикрывая полосами тумана. Нестерпимо медленно она уплывала на глубину.

Тяжело дыша, дядьки выбрались из воды. С обоих текло ручьями, но волновало их не это. В разрядившемся белёсом полотенце проявилась лошадиная морда. Потом ещё одна. Не сговариваясь, донцы потянули из ножен сабли.