Азиаты - [105]

— Дорогой Бухар, я бы мог прямо сейчас пустить тебе пулю в лоб, и разговор бы наш был окончен, но мне жалко тебя. — Лютф-Али-хан изобразил на своём лице гримасу и вздохнул, покачав головой. — Я сам не раз просил Надир-шаха не заниматься по ночам с невинными красавицами. Я презираю его за это и готов предать суду самого Аллаха. Есть много людей, которые, как и я, ненавидят его величество. Ты мне скажи, Бухар, так ли велика твоя злость против Надира или ты вышел на дорогу только ради того, чтобы отобрать у меня кошелёк с золотыми монетами?

— Сердар, не унижай меня, — обиделся Бухар, видя, что сердар не очень-то ладит с государем Персии. — Моё сокровенное желание исполнится, если я отправлю на тот свет шаха Надира, этого жалкого оборванца из племени кырклу, не достойного не только шахского трона, но и жизни в этом мире.

— Дорогой Бухар, если это так, то я дам тебе человека, он поедет с тобой в Мешхед и познакомит с очень знатным господином. Этот афшар создаст условия для расправы с проклятым деспотом и женолюбцем…

— Сердар-ага, не ловушка ли это? — усомнился Бухар.

— О какой ловушке говоришь, парень?! Ты сам сейчас у меня в ловушке: я бы мог застрелить тебя. Но кая видишь, мне не нужна твоя смерть. Мне необходима смерть того, за кем и ты охотишься!

— Да, сердар, это похоже на сущую правду. А где тот человек, который мог бы поехать со мной в Мешхед?

— Вот это другой разговор… — Лютф-Али-хан велел нукеру позвать полковника Мухаммед-хана. Втроец они поговорили о шахе, и утром полковник с предводителем шайки отправились в Мешхед.

Приезд их в столицу Персидской державы не был никем замечен, ибо Мухаммед-хан был человеком малоизвестным — всегда находился среди нукеров и никогда не приглашался ко двору. Приехав в Мешхед, он поселился с Бухаром на квартире у знакомых и, переодевшись в сердари и войлочную шапочку, отправился под видом портного к Реза-Кули-мирзе. Приближался Новруз — Новый год по персидскому календарю. Всё население Мешхеда было занято новыми нарядами, маскам! н прочими костюмами для празднования Новруза. Мухаммед-хана мирза принял как «портного». И когда речь сошла о деле, «портной» произнёс два секретных слова, связывающих мирзу с Лютф-Али-ханом. Мирза округлил от удивления глаза, а Мухаммед-хан сказал:

— Человек, которого вы ищете, найден, он находится у меня.

— Машалла… Это очень хорошо! — воскликнул смущённо Реза-Кули-мирза, ибо дело касалось заговоре против его собственного отца. — Назовите дом, где вы остановились, и я найду вас в нужный день и час. А теперь идите и будьте готовы ко всему…

Надир-шах тоже готовился к Новрузу. Он решил провести Новый год вместе с семьёй, но сначала устроить большой салам для дворцовой знати. К празднику он приказал изготовить для себя новую диадему. Под золотое головное кольцо, усыпанное бриллиантами, поддела бархатный тюрбан, по которому крестообразно пришила перья заморских птиц. Примеряя тюрбан, шах смотрел в зеркало, разглаживал усы и брови, то хмурясь, то улыбаясь, и спрашивал стоящих позади сыновей:

— Ну, как я выгляжу в этой диадеме? Знаете ли вы, что означают эти четыре нашития из перьев? Хай, мои дарственные отпрыски, разве догадаться вам! Одно нашитие — в честь покорения самой Персии, второе — в честь Индии, третье — в честь Турана, в который вошла Балх, Бухара и Хорезм, четвёртое — в честь Турции, которую я захвачу в ближайшее время!

— Пусть тебе сопутствует во всём удача, дорогой отец! — воскликнул младший сын Имам-мирза.

— Аллах благоволит к тебе, отец, но сила твоя — а тебе самом. Я горжусь тобой, мой дорогой и великий шах-ин-шах! — воскликнул средний сын Насрулла.

Реза-Кули-мирза, год назад униженный отцом и отстранённый им от должности наместника Хорасана, сказал угрюмо:

— Желаю тебе, отец, мудрого наследника на твой престол.

— Что, разве грозит опасность потерять мой трон? — Надир-шах ядовито улыбнулся,

— Самая большая опасность для тебя, отец, это твой возраст, — нашёлся что ответить мирза, но шаха не удовлетворил этот ответ. Надир-шах по-прежнему видел в старшем сыне того, кто стремился поскорее завладеть персидским престолом. Но, слава Аллаху, пока что всё складывалось для Надир-шаха благополучно.

VIII

После пышно отпразднованного Новруза Надир-шах вышел с войсками на Мешхедскую дорогу и двинулся на Запад. Предстоял длительный поход в Дагестан, чтобы отомстить горцам и их правителям — Дауд-беку и Сурхай-хану — за гибель родного брата Ибрахим-хана, Смерть его наступила два года назад, когда он, двинувшись через Карабах, Ширван и Шекинское ханство в горы джарских джаматов, около горы Джаник был окружён повстанцами и в сражении пал на поле боя. Надир-шах, полный ярости, ехал громить непокорные горцев. Был он сдержан и сосредоточен. Но его батальоны — фоуджи, по семьсот человек в каждом, конные сотни, которым не было конца, столь далеко они растянулись по дороге, артиллеристы-топчи, находясь ещё под впечатлением празднеств Нового года, далеки были от воинственного настроения, не говоря уже о самом шахском дворе. Несколько сотен конных вельмож, две тысячи верблюдов с поклажей, четыре тысячи мулл, семьдесят шесть европейских карет, колясок и других экипажей, запряжённых восемью и шестью лошадями, выглядели настолько мирно, что само слово «война» на подходило к их облику. В войске было много музыкантов, беспрерывно звенела музыка и ухали барабаны — тулумбасы Восемь лошадей тащили тяжёлое медное орудие на деревянном лафете — салютоционную пушку. На муллах везли стволы горных орудий, лафеты, колёса и другие принадлежности. За муллами шествовала толпа артиллерийской прислуги, разукрашенная разными перьями и лампасами, затем на пятидесяти верблюдах замбуреки. За каждым замбуреком на верблюжьем горбу сидел артиллерист в красном мундире, а за его спиной развевался белый значок, прикреплённый к седлу верблюда. Следом за артиллерией шёл второй ряд музыкантов, и вновь — батальоны пехоты. Офицеры ехали верхом и отличались от рядовых нукеров галунной петличкой на воротнике, жёлтыми шёлковыми шарфами и золотыми шнурками на шапках. Шаха сопровождали гвардейцы и гуламы, одетые в красные черкески. Сам он ехал впереди большой свиты приближённых, сверкая на солнце бриллиантовым султаном и крупными драгоценными камнями на мундире и сабле. Белый конь под ним также сиял золотым убором.