Азазель - [86]

Когда с больного сняли веревку, он вдруг ожил и, как бык, понесся в мою сторону, вытянув руки, будто намеревался вцепиться мне в горло. Я не пошевелился. На мгновение он остановился, переводя дух; пот струями катился у него со лба. В эту минуту он был похож на исполина, сошедшего со страниц книг древних сказаний. И тут произошло именно то, чего я ждал и ради чего старался. Мужчина развернулся и побежал к стене хлева, где упал на колени, — его стало беспрестанно рвать. Подойдя к нему сзади, я взял его за плечи и начал трясти, вызывая еще большую рвоту. На лицах присутствующих читалась смесь замешательства и потрясения.

Когда мужчина перестал изрыгать, я омыл ему лицо остатками соленой воды, а затем дал выпить чистой воды с перечной мятой из кувшина. Он довольно быстро пришел в себя, приободрился, поднялся на ноги и рассмеялся. Подойдя ко мне, взял меня за руку и стал целовать ее, приговаривая:

— Дьявол вышел у меня из нутра…

Его спутники загалдели, а вслед за ними и другие караванщики, продолжавшие толпиться в монастырских воротах.

— Ты позволишь, отец мой? — спросил я у настоятеля, и он поднялся с камня.

Вместе с главным караванщиком я отвел его, а также троих помощников к тому месту, где рвало больного. Марта тоже присоединилась к нам. Показав на тошнотную массу, я объяснил присутствующим истинную причину его болезни:

— Видите этих тонких червей? Это пиявки, живущие в стоячей воде. Когда этот мужчина выпил ночью из мертвого колодца, то он проглотил их вместе с водой, даже не заметив. Одни пиявки, которые попали в толстую кишку, переварились. А те, которые остались в тонкой кишке, стали высасывать его кровь, кровь просочилась в желудок, прободила его, отсюда — рвота кровью. Теперь вы поняли, — добавил я, — какой дьявол обитал в колодце?

Все обрадовались, как дети, встретившие отца из дальнего путешествия. Я посоветовал поить больного козьим молоком и давать ему немного пресной пищи, пока он полностью не поправится. Один из монастырских служек принес кувшин с молоком, которое повеселевший караванщик тут же выпил большими глотками, а затем удивил меня вопросом:

— А можно я немного посплю здесь?

Настоятель отвел его в одну из комнат, примыкающих к малой церкви, и оставил там отдыхать. Караванщики гурьбой направились к каравану у подножия холма, но предварительно каждый из них подходил ко мне, приветствовал и целовал руку.

Перед закатом в библиотеку вошла целая делегация: настоятель, глава каравана, одетый в роскошное платье, двое его помощников, уже довольных и счастливых, а позади них толпились четверо монахов. Обратившись ко мне, настоятель сказал, что этот человек хотел бы вознаградить меня за успешное лечение, на что я ответил, что за лечение денег не беру, а целитель — Бог.

Тогда глава каравана подошел ко мне и произнес:

— Достопочтенный, Бог сделал тебя причиной моего исцеления, и я с радостью готов выполнить любую твою просьбу. У меня есть деньги, товары, одежда в большом количестве, так что проси не стесняясь.

— Спасибо тебе, добрый человек, но я ни у кого ничего не прошу и не беру плату за лечение.

Сказав так, я дал понять, что беседа закончена. Исцеленный поцеловал меня в голову и попросил принять от него в качестве подарка то, что он мне пришлет.

— Нет, не посылай ничего, — ответил я. — Честно говоря, я ни в чем не нуждаюсь. Лучше спроси у настоятеля, не нужно ли чего монастырю. Если пожелаешь, можешь подарить помогавшей мне девушке какую-нибудь подходящую одежду, в которой она могла бы исполнять гимны во время воскресных служб в церкви.

Лист XXII Дремлющая буря

Караван ушел на рассвете, а в полдень… Я в тиши библиотеки читал книгу Галена о пульсе{113}, когда внезапно раздался скрип открывающейся двери. Я вздрогнул и обернулся на шум. На высоком пороге, озаренная исходящим из-за спины светом, стояла Марта. Она была словно райская дева, спустившаяся на землю в ореоле небесного сияния, чтобы даровать нам покой и наполнить мир милосердием, разгоняющим мрак и насилие. Сияние обволакивало ее со всех сторон так, что казалось, будто она вся соткана из света. Никогда не забуду это мгновение! Моя рука непроизвольно стянула с головы расшитый крестами клобук, чтобы восприять это прекрасное создание, так внезапно возникшее в дверном проеме. В тот миг я был уверен, что Марта — самая красивая из всех женщин, когда-либо сотворенных Господом.

Ее платье, плотно стянутое на груди и на талии, разбегалось вниз многочисленными складками, из-под которых выглядывали маленькие ножки в башмачках под цвет платья. Широкие рукава, на плечах украшенные вставками из тонкого пурпурного бархата, доходили до кистей и на манжетах были расшиты золотом. Голову Марты покрывал блестящий шелковый платок ослепительно белого цвета, скрепленный в волосах так, что не закрывал лица. И края платка, и низ платья также украшало золотое шитье. Из-под платка на грудь спускались две длинные косы… Пока я невольно любовался красотой Марты, она слегка склонив голову вправо и сомкнув руки на животе, рассматривала меня. А затем, улыбаясь, царственно пошла в мою сторону, кончиками пальцев приподнимая широкий подол, бархатные складки которого колыхались в такт ее легкой поступи.