Азазель - [84]

— Отец мой, ты сегодня выглядишь как-то не так, как вчера.

— Да, новая одежда.

— Только одежда?

Я ничего не ответил на ее замечание, но оно обрадовало меня. Своего удовольствия я выказывать не стал и принялся размышлять над тем, как могут сложиться у меня отношения с этой новой соседкой, которая, как оказалось, была не только соседкой. Моя уединенность и обособленность в монастырских пределах нарушились еще тогда, когда я впервые услышал ее пение.

Я был смущен и встревожен. Попросив ее подождать, пока принесу еще какие-то бумаги, я намеренно встал и направился к библиотеке. Чувствуя спиной ее взгляд, я тем не менее даже не оглянулся, а только ускорил шаг. Захлопнув за собой дверь, я тут же запер ее на ключ, чтобы у этой женщины не возникло и мысли последовать за мной. Так я и стоял перед запертой дверью, пока вдалеке не послышались наконец детские голоса. Только после этого я открыл дверь и пригласил всех войти… Так начался первый урок пения. За ним последовал второй, третий… Теперь уж и не вспомню, сколько их было всего. Но что происходило во время этих занятий, я помню прекрасно и расскажу об этом.

Лист XXI Караван

Спустя две недели после начала наших уроков лютня наконец была доставлена в монастырь. Хор уже мог исполнять песни без музыки, поэтому я использовал инструмент совсем немного… В течение нескольких недель мальчики день ото дня совершенствовали свое исполнение, а пение Марты было безупречным с самого первого дня занятий. Иногда она исполняла и другие мои сочинения, которые мы не репетировали вместе с хором, так как приходила чуть раньше остальных. В последние дни занятия проходили в большой церкви в промежутке между заутреней и обедней, я имею в виду молитвы шестого и девятого часов. Однажды настоятель присутствовал на репетиции, и когда запела Марта, он уткнулся лбом в посох и заплакал от волнения, и даже когда закончилась репетиция и все разошлись, еще долго сидел, потупив взор. А встретившись со мной вечером в трапезной, одобрительно похлопал меня по плечу, не произнеся, правда, ни слова.

В день последней репетиции Марта, как обычно, появилась чуть раньше остальных. Неуверенно и с видимым смущением она сообщила, что кашель тетушки пошел на спад и хрипы в груди уже не так сильны. По ее словам, тетушка решила соткать для меня черный палий{111} из шерсти, который согревал бы меня зимними вечерами. Они обе мастерицы-вышивальщицы на заказ и зарабатывают этим ремеслом на жизнь. Так сказала Марта… И тогда я спросил:

— А почему в самый первый день, когда мы встретились, ты так решительно объявила, что не девушка?

— Потому что я не девушка!

— А настоятель знает об этом?

— Откуда мне знать?

Я почувствовал, что она поддразнивает меня, и промолчал. Увидев, что я замкнулся, Марта, смягчив тон, рассказала, что церковный священник, дальний родственник по материнский линии, знавший о ее замужестве в прошлом, обратился к настоятелю здешнего монастыря со словами: «Эта девушка и ее тетка — христианки. Они бедны, а старуха больна. Если бы ты позволил им поселиться в заброшенной хижине, то оказал бы им великую милость, ибо у них нет родственников и никакой поддержки…»

— Так говорил священник, — пояснила она, — поэтому для настоятеля я девушка. А когда я рассказала ему, что исполняла церковные гимны и сызмальства знаю народные песни, он решил, что я могу быть певицей. Так я и попала к тебе, мой ласковый и добрый отец!

Слово «ласковый» Марта произнесла с глубокой и бесконечной нежностью. Поддавшись порыву, я непроизвольно поднял голову и заглянул в самую глубину ее глаз… Зеленовато-карие, в обрамлении длинных загнутых ресниц, они были невыразимо прекрасными. Господь наделил Марту изумительными густыми бровями, чернота которых особенно выделялась на фоне совершенной белизны лица. А волосы цвета вороньего крыла отливали мягким блеском. Марта была самым красивым творением Бога во всей вселенной! Ее лицо могло походить на лик Девы Марии, если бы не решительность, которая сквозила во взгляде, способная смутить любого вроде меня.

Вглядываясь в нее, я обратил внимание, как изящно смотрится на ее головке замысловато прилаженный шелковый платок, расшитый мелким цветным бисером.

— Сколько времени уходит у тебя, чтобы изготовить такой красивый головной убор? — задал я вопрос.

— Совсем ничего, отец мой. Он всего раз прихвачен ниткой, и все…

Внезапно, одним движением она сдернула платок, и водопад густых черных волос, ничем более не сдерживаемых, заструился вниз. У меня перехватило дыхание. Только Господь мог сотворить такое великолепие!

Взгляд Марты околдовывал меня, а красота завораживала настолько, что я, почти лишившись чувств, торопливо сказал:

— Подбери волосы, дочь моя, да сохранит тебя Господь!

Нарочито неспешно Марта собрала свои обнимавшие целую вселенную локоны. Придерживая их одной рукой, второй она набросила на голову присобранный шелковый платок. Не отрываясь, она продолжала смотреть на меня, а я, отведя от нее взор, уставился на книжные полки. Взяв ближайшую книгу, принялся перелистывать страницы, не в силах что бы то ни было прочесть и не разбирая ни строчки. Воцарившееся между нами молчание нарушила она, произнеся: