Айн Рэнд - [24]

По воспоминаниям Айн Рэнд, где-то на территории современной Украины (по-видимому, недалеко от Одессы) на второй день путешествия их поезд внезапно остановился: железнодорожные пути были взорваны — белыми, красными или бандитами, точно никто не знал. Какую-то часть пути (вероятнее всего, до ближайшего населенного пункта) пришлось проделать пешком^{60}. Некоторые пассажиры решили остановиться в соседней деревне; другие, в том числе и семья Розенбаум, предпочли для продолжения путешествия нанять запряженные лошадьми повозки. Алиса забросила свой чемодан на телегу и села за спиной кучера на солому, тонким слоем устилавшую дно. Караван двигался через степь, колеса катились по мерзлой почве. Стемнело. Внезапно возле повозки, в которой ехала Алиса, прогремел выстрел и грубый голос прокричал: «Стоять!» Появившись из темноты, группа вооруженных людей в оборванной солдатской форме приказала всем сойти с повозок. Главарь банды предупредил, что те, кто попытается скрыть имущество, будут убиты на месте. Испуганные пассажиры стали отдавать деньги, а бандиты начали обыскивать телеги.

В этот напряженный момент Зиновия Захаровича не подвела его природная смекалка. Спрятав несколько тысяч рублей в соломе, он отдал одному из бандитов кошелек с восемью рублями. Какая-то женщина стала кричать, что их сейчас всех убьют, рыдала и крестилась. Что чувствовала юная Алиса, стоя спиной к бандитским ружьям, дрожа всем телом, одетая в грубый свитер и черную юбку, вглядываясь в беспредельную украинскую ночь? По ее собственным словам, она хотела встретить свою смерть так же смело, как и Анжольрас. Окруженная бандитами, она думала:

«Если они начнут стрелять, я хочу умереть так же, как это сделал он… вот о чем я хочу думать в последние мгновения — а не о России и не об ужасах».

Через несколько минут, показавшихся несчастным пассажирам вечностью, налетчики разрешили им продолжить путешествие. Рано утром перед ними замаячили очертания Одессы. Кто были эти бандиты, осталось неизвестным^{61}.

В Одессе они пробыли недолго — не более двух месяцев. По-видимому, город не произвел на будущую писательницу особого впечатления: в своих достаточно подробных воспоминаниях Айн Рэнд не говорит о нем практически ничего. Чем же Розенбаумов привлекла именно Одесса? По сведениям, полученным Джоном Хосперсом от самой Айн Рэнд, там жил ее дядя — скорее всего, по линии отца^{62}. По мнению Энн Хеллер, в Одессе в сфере медицины работали родственники Зиновия Захаровича и он рассчитывал там устроиться на службу. Однако что-то не срослось. В Одессе в это время царила полная неразбериха. Антанта, гетман, Директория, Добровольческая армия Деникина — все эти силы противоборствовали друг другу, да и войска красных были в опасной близости. Эта неспокойная обстановка или отсутствие постоянной работы у Зиновия Захаровича вынудили семью принять решение о продолжении бегства. После крушения надежд на благополучное обустройство в Одессе Розенбаумы покинули ее, сменив сумбурный, многолюдный, тревожный город на небольшой курортный крымский городок.

В Крыму семья оказалась в начале 1919 года: в школьной ведомости, полученной Алисой в Евпатории, указывается, что она поступила на учебу в январе^{63}.

Город солнца

Трудно даже предположить, какой была конечная цель и тем более маршрут передвижения семьи из Одессы в конце 1918-го — начале 1919 года, чтобы по какому-то случайному поводу она оказалась в Евпатории, в силу географического положения находившейся далеко от революционных событий. Привлекательность Евпатории для бежавших от большевистского террора была обусловлена прежде всего ее относительной политической и экономической стабильностью. В городе стояли 1-я и 6-я Прибрежные батареи, 5-я и 6-я сотни 2-го Волжского полка терских казачьих войск, 2-я пешая пограничная крымская сотня^{64}. Кроме того, в это время в Евпатории находились германские войска, численность которых городской управе не была известна.

К середине 1918 года население города насчитывало без малого 32 тысячи человек плюс семь тысяч приезжих. 40 процентов горожан составляли русские, по три с небольшим процента — армяне, греки и евреи; кроме того, здесь проживали почти десять тысяч татар, а также около двух тысяч караимов — тюркоязычных последователей неталмудического иудаизма — и свыше шестисот поляков^{65}.

В связи с общим ослаблением государственной власти положение евреев в Крыму значительно ухудшилось, возросли неконтролируемый антисемитизм и погромные настроения. С 1917 по 1920 год тамошняя еврейская община пережила самый тяжелый период голода и страданий. И всё же, несмотря на все тяготы, во время Гражданской войны еврейское население Крыма практически удвоилось и достигло, по некоторым данным, рекордной цифры в 100–150 тысяч человек. Причина была проста: несмотря на разруху и волнения, Крым оставался последним островком белогвардейской России^{66}.

К моменту переселения в Крым семьи Розенбаум управление полуостровом осуществляло правительство, возглавляемое председателем Таврического земского собрания караимом Соломоном Самойловичем Крымом. «На кабинет С. С. Крыма возлагались большие надежды. Как же — демократы, наследники славного Февраля!» — пишут крымские историки А. Г. и В. Г. Зарубины. «Петербургскими “орлами”» крымского правительства называли кадетов В. Д. Набокова и М. М. Винавера. Один из представителей земств и городов юга России с трибуны съезда, организованного этой властью, восторженно обобщал: «Здесь, в Крыму, посреди пылающего вокруг пожара гражданской войны, словно на каком-то счастливом острове, “Утопии”, создан свободный строй силами демократии, гарантирующий права всех граждан»