Айла и счастливый финал - [33]

Я аккуратно толкаю Джошуа плечом и продолжаю листать блокнот. Поначалу я даже не осознаю, что ищу другие рисунки. Но среди множества портретов женщин разных возрастов – даже весьма красивых – не нахожу ни одного, похожего на мои.

Джош легонько толкает меня в ответ:

– Убедилась? Или все еще сравниваешь меня с финским фотографом?

– Нет. – Я с улыбкой откладываю блокнот. – Определенно нет.

– Хорошо. – Его голос становится более глубоким, тихи м.

Я перевожу взгляд на любимого. Он смотрит мне прямо в глаза. Его пальцы зарываются в мои волосы, и Джош удерживает мою голову в своих руках. Я закрываю глаза. Нежно провожу руками по его шее, затем веду выше, ногтями слегка царапаю кожу под волосами. Наши губы уже в сантиметре друг от друга. Мы дышим быстро, словно только что пробежали стометровку. А потом Джошуа прижимается к моим губам, и мы буквально набрасываемся друг на друга.

Я забираюсь к Джошу на колени, желая оказаться к нему как можно ближе, прижимаюсь своими бедрами к его. Подол платья ползет вверх. Я испытываю такое сильное желание, что мне почти физически больно. Из горла Джошуа вырывается странный звук. Наши поцелуи становятся неистовыми, руки сжимают сильнее и…

– Кхм…

Мы подскакиваем. В дверном проеме стоит Нейт. Я скатываюсь с Джошуа, а он, подхватив блокнот, бросается к стулу и кладет его на колени, желая прикрыться. Каждый сантиметр моего тела горит от смущения.

– Хорошего дня, – устало говорит Нейт и уходит.

Я издаю стон:

– Как думаешь, эти новые правила больше доставляют неудобств ему или нам?

Джош опускает голову на стол:

– Определенно нам.

Не успеваю я ответить, как звонит его телефон. Джош поднимает голову и смотрит на экран, а затем тихо ругается.

– Я должен ответить, иначе она не перестанет названивать. – Любимый принимает вызов: – Привет, мам.

Не думай о блокноте. Не думай о том, что в нем скрывается. – Ага… Все в порядке… Я делаю домашнее задание…

Нет… Нет, это не так… Да, я знаю. – Джош закатывает глаза и швыряет блокнот на кровать, давая понять, что его настроение испортилось и что я могу просмотреть рисунки. – Нет, я знаю…

Примерно в таком же ключе разговор длится еще минут пять, пока Джошуа вдруг не перебивает мать:

– Ох, черт, пожарная тревога. Нужно бежать, пока!

И он сбрасывает звонок, а затем запускает телефон по столу и роняет голову на руки.

Несколько секунд я молча смотрю на любимого, а потом спрашиваю:

– Пожарная тревога?

Джош поднимает голову:

– Обычно я придумываю оправдание получше. – Он вытягивает ногу и слегка пинает мою туфлю. – Мозги не варят, когда ты сидишь здесь.

Я пинаю ее в ответ.

– Ты не ладишь с родителями? – осторожно спрашиваю я.

– Да, – кивает Джошуа.

Интересно, как часто он разговаривает с родителями. Я общаюсь со своими раз в неделю, но наши звонки редко длятся меньше часа.

– Поэтому ты здесь? Во Франции?

Должна признаться, мне всегда казалось странным, что сенатор отправил своего ребенка учиться в другую страну.

– О Париже они точно не думали, – хмыкает Джошуа, и на его лице появляется странное выражение, будто он удивляется своим собственным словам.

– Что ты имеешь в виду? – Я озадачена.

– Я… – запинается Джошуа, но через несколько секунд продолжает: – Я никому не говорил об этом.

Я хмурюсь.

Джош опускает взгляд, затем начинает потирать большим пальцем левой руки ладонь правой.

– Мои друзья знали, что я не в ладах с родителями, поэтому… предположили, что меня сослали подальше как трудного ребенка. А я никогда не возражал. Думаю, мне хотелось, чтобы друзья верили в то, что придумали сами, потому что… это лучше, чем правда. – Джошуа поднимает взгляд и пристально смотрит на меня. – Но это был мой выбор. Я застрял здесь по собственной вине.

Я с удивлением смотрю на любимого и жду, когда он объяснит свои слова.

– Когда родители заинтересовались частными старшими школами в Нью-Йорке и Вашингтоне, я убедил их, что образование за границей намного лучше. Я был молодым, глупым, а Париж казался наполненным романтикой, искусством и тому подобной фигней. Но, оказавшись здесь, я осознал… что это просто город. Понимаешь? Да, он красивый, живой, веселый, такой, как о нем говорят, но мне всегда казалось, что я убиваю здесь время, пока не начнется настоящая жизнь.

Убивает время! Не думаю, что это относится и ко мне, но его слова задевают. Однако я стараюсь не показывать этого.

– А где бы ты хотел оказаться? В Нью-Йорке? Вашингтоне? – Мне и правда интересно.

– Нет. Точно нет. В следующем году я поеду в Вермонт.

– В Вермонт? – Я хмурюсь. – А что там?

– Школа анимации. – Джош оживляется, заметив мое замешательство, и придвигается на край стула. – Она единственная в своем роде, потому что там преподают только нарративное искусство[26]. Там есть обалденный факультет, на котором учатся самые лучшие художники-аниматоры.

– Художники-аниматоры? – Я в замешательстве. – Какие? Типа парня, который рисовал «Кальвин и Хоббс»[27]?

– Нет. – Джош качает головой. – Любой, кто рисует нарратив, называется художником-аниматором. Истории о супергероях, графические романы, графический нон-фикшн. Это название относится не только к людям, которые рисуют комиксы.