Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - [31]
Тётушка, единственная из всего семейства, была особой суеверной. Однажды я помогала ей сворачивать бумагу, тиснёную золотом и серебром, особым образом, чтобы получилось что-то вроде фантика. Китайцы покупают такую бумагу целыми пачками и используют для своих церемоний, а точнее просто сжигают. Есть поверье, что в загробном мире, где томятся духи предков, много жадных чиновников. Бумага символизирует деньги, которые посредством сжигания переправляются к умершим, чтобы те жили хорошо, подкупали кого надо и, главное, не беспокоили живых. Более продвинутый народ сжигает не только фантики, но и бумажные деньги, конечно, ненастоящие, и ещё массу всякого добра: мобильные телефоны, одежду и даже дома, и всё это тоже сделано из бумаги. Совместными усилиями мы свернули целых два мешка золотых и серебряных фантиков, чтобы тётушка могла как следует ублажить своих умерших родных.
Я сворачиваю фантики для тётушки, сидя на террасе.
Не только тётушка сворачивала фантики в ту пору. Вся китайская диаспора в городе готовилась праздновать на фестивале голодных духов. Китайцы верят, что в определённое время года духи умерших могут проникать в наш мир. В эту пору положено совершать различные ритуалы, чтобы эти голодные призраки поскорее возвращались обратно и не тревожили живущих. На алтари возлагаются разные дары, в основном еда, и повсюду жгут бумагу. Духов всячески задабривают и даже развлекают традиционной китайской оперой. Вечером, когда Зинаида уехала ужинать со своими родителями, дядюшка отвёз нас на фестиваль. Перед сценой стояло пять пустых стульев, предназначенных для призраков. Их надлежало порадовать спектаклем, чтобы те возвращались в свой загробный мир побыстрее. Дядюшка жестами объяснил, что сидеть на этих стульях людям запрещено. Впрочем, мероприятие особой популярностью не пользовалось, и кроме нас оперу пришло слушать человек пять. Ярко одетые артисты с густо загримированными лицами выходили и разыгрывали сценки, размахивая длинными рукавами. Большинство не знало слов, и им подсказывал суфлёр. Китайская опера совсем не похожа на итальянскую: её скорее не поют, а читают речитативом, и говорят при этом тонкими голосами. Что касается музыкального сопровождения, то здесь лидируют ударные инструменты. Сюжеты довольно злободневные: дружба, любовь и семейные отношения. Пока мы стояли и смотрели представление, какая-то девочка лет пяти подбежала и стащила два из пяти призрачных стульев. Мы не поняли, навлекла ли она на себя таким образом гнев духов, или нет.
Дядюшка провёл нас по всей территории фестиваля и показал разные места. Где-то складывали подношения для призраков, а где-то сидели китайские тётеньки и сворачивали золочёные фантики. Не зная, что ещё показать или сказать, глава семейства Чоу купил три ломтя горячего сладкого пирога с орешками и все отдал нам. Когда мы ехали домой, пирог грел мне ладонь, а сердце — воспоминания о прошедшей неделе и тёплое отношение всех, кого нам довелось встретить, особенно дядюшки. И я даже вспомнила, как по-китайски будет «вкусно», и сказала ему, а тот обрадовался и засмеялся.
На следующий день мы распрощались с семейством Чоу и уехали на автобусе в Куала Лумпур. Мимо проносились многочисленные плантации масличных пальм, которыми славится Малайзия. С рекламных щитов улыбался Джеки Чан с флаконом шампуня в руках. Проведя ночь в столице, мы отправились в аэропорт и через несколько часов уже летели на остров Суматра.
Глава III. Индонезия
Несмотря на то, что из столицы Малайзии до Суматры всего час лёту, Индонезия оказалась не сильно похожа на своего соседа, хоть и разделяла с ним один язык. Страна больше напоминала Филиппины — тот же транспорт, унижающий человеческое достоинство (тесные маршрутки и тук-туки), такой же антураж, такие же навязчивые местные. Ни один обладатель зловонного мотоцикла с коляской не мог равнодушно смотреть на нас: «Мистер! Бечек!» — настойчиво призывали моторикши. Ездить в полусогнутом состоянии, вдыхая выхлопные газы, то ещё развлечение, так что мы передвигались в основном пешком. Но местные не знали о том, что это принципиальная позиция, и продолжали досаждать на каждом шагу: «Мистер! Бечек!». Из всех азиатских стран только продвинутая Малайзия сумела изжить трясущиеся коляски, а во всех остальных моторикши пристают к туристам и по сей день. Пешеход для большинства азиатов представляет собой фантастическое зрелище: передвигаться на своих двоих на длинные дистанции здесь не принято: для этого есть мопед, машина или пресловутая коляска, на худой конец велосипед. Не раз и не два моторикши с удивлением, выпучив глаза, вопрошали: «Но почему!?», услышав, что мы в их услугах не нуждаемся и пойдём пешком.
Медан не понравился сразу. Тёмный и мрачный, он зловеще наблюдал за нами из чёрных окон домов. Цены тоже не радовали. В захудалом придорожном кафе хотели два с половиной доллара за банальный рис с курицей, хотя такая стоимость скорее соответствует престижному району в Куала Лумпуре, а не задворкам одноэтажного Медана. В общем, только пятки наши и сверкали оттуда — в туристический конгломерат под названием Букит Лаванг. От туристического потока, устремлённого в сторону острова Бали, отделяется маленький ручеёк и течёт сюда. Проведя часа четыре, а то и пять в прокуренном автобусе, зажатые людьми, или подпрыгивая на ухабах в просторном салоне маршрутного такси, туристы выбираются наружу в километре от деревни Букит Лаванг и тут же попадают в распростёртые объятия гидов и прочих ловцов душ белых человеков. Конкуренция нешуточная: при официальной стоимости прогулки по джунглям в сопровождении от двадцати пяти евро с человека за жалкие три-четыре часа, один такой тур приносит целое состояние по местным меркам. Деревенский парикмахер целый час подстригал нас и взял всего два доллара, так что большие деньжищи здесь доступны только избранным: хотельерам да гидам.
