Автостоп - [15]
— Юбер мне отдал свои, — объяснил он Люку. — Мы так договорились. Один раз весь улов мой, другой раз — его.
— Что ж, это дело, — весело отозвался Люк. — А ты живешь в Гран-Вилье?
— Ага, ведь папа работает на лесопилке. Сейчас мы все живем в одной комнате у мамаши Жоливет, а так как с родителями нас шестеро, нам очень тесно, но папа нашел старый, заброшенный дом, который нужно отстроить заново, и вот мы ему помогаем, даже мой маленький брат Али все время собирает камушки, думая, что из них можно сложить стены.
Карим расхохотался и весело продолжал:
— До этого мы жили в Париже, в Блан-Менил: самолеты, машины и ни одного деревца в радиусе двух километров. Там нам было очень плохо, сам понимаешь. Здесь совсем другое дело, зелень вокруг… Вот если бы у меня был велосипед… Но эту покупку мы отложили на потом, когда я заработаю достаточно денег. А у тебя есть велосипед?
— Да, — ответил Люк, — и все же я предпочитаю ходить пешком.
— Вот чудак! — воскликнул Карим, не веря своим ушам. — У тебя есть велик, и ты… И ты… Ну, знаешь, ты даешь! Слышишь, Юбер, у него есть велик, а он…
— Слышу, слышу, — пробормотал Юбер, который думал о чем-то своем. — Уф, наконец-то дошли, хоть на том спасибо.
Деревня раскинулась по опушке леса, а за ней открывался широкий вид. Карим указал на отгороженный колючей проволокой участок, в глубине которого Люк увидел под навесом какие-то сложные механизмы.
— Вот она, лесопилка! — с гордостью сказал Карим.
Распиленные доски были аккуратно сложены в штабеля вдоль колючей проволоки, а поодаль два человека разгружали бревна с грузовика. Третий — настоящий великан с огромными усами, напомнивший Люку усатого гостя на свадьбе, — шел от штабеля к штабелю и проставлял какие-то цифры в грязной записной книжке. Юбер направился к нему за досками, а Карим тем временем прошептал Люку на ухо:
— Это хозяин! А вон тот, в зеленой рубашке, видишь, возле грузовика, это мой папа.
Но гигант отогнал Юбера. Две доски? Будет он заниматься такими пустяками, у него есть дела поважнее! Пусть попросит у Надира и живо уматывает отсюда!
— Эй, Надир! — грубо крикнул он. — Выдай две доски этому огольцу, да поскорей!
Мужчина в зеленой рубашке повернул голову и, увидев пришедших, улыбнулся. Карим был очень похож на него, такое же спокойное лицо и такие же курчавые волосы.
— Доски готовы, — сказал он Юберу. — Я их еще вчера распилил. Принеси их, Карим. Они лежат под навесом слева.
Карим принес доски, Юбер обхватил их обеими руками, но нести так было очень неудобно.
— Я помогу тебе, — сказал ему Люк. — Каждый возьмет по доске, это будет куда легче.
В этот момент к ним подбежала девочка с живыми глазами.
— Карим, Карим, Али сломал мою тележку. Я искала тебя, чтобы ты ее починил! Ой, сколько у тебя рыбок! — воскликнула она, склоняясь над ведерком. — Одна, две, три… шесть! Вот удача! Мясник не приехал, и мама не знает, что приготовить на ужин. Ну, ты идешь?
— Мы тоже идем, — весело сказал Юбер. — Я крупный специалист по ремонту тележек… Я хочу работать в гараже, — доверительно объяснил он Люку, — а тележка и машина — это ведь почти одно и то же, верно? Доски я потом возьму.
— Здесь нет поблизости какой-нибудь лавочки, чтобы купить поесть? — спросил Люк, потому что слово «мясник» напомнило ему, что он голоден.
— Это мы сейчас устроим, — заявил Карим. — Мамаша Жоливет, у которой мы живем, держит такую вот лавочку, там продается всякая всячина, и перекусить тоже можно. Это совсем рядом, за прудом. Вон видишь дом; где перед дверью бочка стоит?
Бакалейная лавочка мамаши Жоливет наверняка поражала каждого, кто впервые переступал ее порог. Непонятно, каким чудом хозяйке удалось втиснуть в одну комнатушку то, что люди обычно размещают в трех разных помещениях. У одной стены над прилавком, на котором красовались стеклянные сосуды с конфетами и всякими другими лакомствами, висели полки, уставленные консервными банками. Это и была собственно лавочка. У противоположной стены, там, где стоял длинный стол из темного дерева и скамьи вокруг него, расположилась закусочная. А в небольшом алькове, плохо скрытая занавеской, возвышалась огромная кровать с красной периной. Вот вам и спальня. Однако при всей тесноте комнатушка эта выглядела скорее привлекательно, как, впрочем, и сама хозяйка, пожилая женщина невысокого роста в сером халате и черном чепце, надвинутом на глаза.
— Нам ничего не нужно, — сразу же предупредил Юбер. — Но вот мой товарищ, он здесь проездом, хотел бы…
— Я путешествую автостопом, — уточнил Люк. — Еду в Ним.
Однако такое важное сообщение не вызвало у мамаши Жоливет никакого интереса, словно мир для нее кончался за опушкой леса.
— Что тебе дать, сынок? — спросила мамаша Жоливет.
Люк купил две банки селедки, немного галет, сыра, а кроме того, кулек карамелек, который он тут же сунул в руки девочке.
— Как, это все мне? — пролепетала она в изумлении. — Но я поделюсь со всеми.
— Конечно, поделишься, — подхватил, улыбаясь, Карим. — А теперь пошли к нам, Люк.
Надиры жили и в самом деле очень тесно, в каком-то странном сарае неправильной формы и к тому же без окон, который прежде служил, видимо, складом. Сарай этот стоял в конце дворика, заваленного бочками. Две железные кровати с сетками, на полу — матрасы, набитые соломой, да колыбелька в углу, в которой спал толстый младенец, — вот и вся обстановка. Когда дети вошли, смуглая молодая женщина как раз наливала воду в кастрюлю на плите. В воздухе стоял запах лука и перца.
Пронизанная теплым и мягким юмором повесть о дружбе, горячей, преданной, облагораживающей. Герои повести — два двенадцатилетних школьника. Поль и Николя Товье — двоюродные братья, но растут они в совершенно разных условиях. Поль живет в атмосфере чрезмерной материнской любви и деспотичной придирчивости отца, живет без сверстников, в тепличной обстановке. Родители его люди обеспеченные, но детство Поля безрадостно.Николя — полная противоположность своему брату. Он рано узнал лишения и необходимость зарабатывать на кусок хлеба.
Париж. 1943 год. Дом, где живет семейство Селье, стоит на улице Четырех Ветров. Обитатели его — небогатые люди, разные по характеру, симпатиям и привычкам. Но все они едины в своем чувстве ненависти к оккупантам и страстно ждут дня, когда война окончится и Франция снова станет свободной.
Эта книга рассказывает о доброте, мужестве, отзывчивости и дружбе, которые помогают маленьким бродячим актёрам преодолеть все трудности, найти себе дело по душе.
Эта книжка про Америку. В ней рассказывается о маленьком городке Ривермуте и о приключениях Томаса Белли и его друзей – учеников «Храма Грамматики», которые устраивают «Общество Ривермутских Сороконожек» и придумывают разные штуки. «Воспоминания американского школьника» переведены на русский язык много лет назад. Книжку Олдрича любили и много читали наши бабушки и дедушки. Теперь эта книжка выходит снова, и, несомненно, ее с удовольствием прочтут взрослые и дети.
Все люди одинаково видят мир или не все?Вот хотя бы Катя и Эдик. В одном классе учатся, за одной партой сидят, а видят все по разному. Даже зимняя черемуха, что стоит у школьного крыльца, Кате кажется хрустальной, а Эдик уверяет, что на ней просто ледышки: стукнул палкой - и нет их.Бывает и так, что человек смотрит на вещи сначала одними глазами, а потом совсем другими.Чего бы, казалось, интересного можно найти на огороде? Картошка да капуста. Вовка из рассказа «Дед-непосед и его внучата» так и рассуждал.
Если ты талантлива и амбициозна, следуй за своей мечтой, борись за нее. Ведь звездами не рождаются — в детстве будущие звезды, как и героиня этой книги Хлоя, учатся в школе, участвуют в новогодних спектаклях, спорят с родителями и не дружат с математикой. А потом судьба неожиданно дарит им шанс…
Черная кошка Акулина была слишком плодовита, так что дачный поселок под Шатурой был с излишком насыщен ее потомством. Хозяева решили расправиться с котятами. Но у кого поднимется на такое дело рука?..Рассказ из автобиографического цикла «Чистые пруды».
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.